Мое тело жаждет этого, но я стою на своем. Я не подонок.
– Я отказываюсь, Виолетта, – объявляю я спокойно. – А теперь пошли домой.
Я специально не касаюсь ее – я и без того уже раздражен – и иду к машине. Мне впервые не стыдно за то, что я ее расстроил, потому что я знаю, что это ради ее же блага и что она потом еще спасибо мне скажет за то, что я не согласился на это безумство. Конечно, я не хочу думать о том, как Клеман лишит ее девственности, но если бы я оказался парнем, который воспользовался бы этой тупой сделкой ради того, чтобы затащить ее в постель, я не смог бы больше смотреть на себя в зеркало.
Подъехав к дому, мы молча выходим из машины. Виолетта первой заходит в лифт. Она по-прежнему не смотрит на меня и кажется равнодушной. Я сглатываю слюну, скользя взглядом по ее платью. Незаметно трясу головой, отчасти наслаждаясь видом. Уверен, она надела его специально, чтобы меня соблазнить.
– Лоан, – раздается ее голос, когда мы подходим к двери.
Я оборачиваюсь. Она смотрит мне прямо в глаза:
– Подумай об этом еще раз.
На следующий день я вплываю в кухню в состоянии транса. Я плохо спал: в голове постоянно вертелось бессердечное предложение Виолетты. Я прожигаю свою лучшую подругу взглядом и наливаю себе большой стакан молока. Она, кажется, увлечена телевизором. Я знаю, что она меня услышала, но она не отрывает взгляда от экрана, держа на коленях миску с хлопьями.
Я делаю себе завтрак и, сев за кухонную стойку, съедаю его. Мои мысли путаются. Вскоре появляется Зои. Она так медленно переставляет ноги, что походит на зомби. Эта девушка никогда не была ранней пташкой – по крайней мере, все то время, что мы с ней знакомы. По правде сказать, она не ранняя, не поздняя и не дневная пташка – Зои нудит двадцать четыре часа в сутки. Но я уже привык. Внезапно она останавливается посреди гостиной и прожигает меня взглядом:
– То есть теперь каждый гребаный день недели я буду просыпаться и смотреть на твою рожу?
Я высокомерно ей улыбаюсь, понимая, о чем она говорит:
– Ага.
– Супер, – бормочет она и насыпает себе хлопьев.
Воскресенье проходит хорошо. Весь день мы, уставшие, сидим дома. Кажется, будто Виолетта ничего и не просила. Вот только это впечатление было ошибочным, и совсем скоро я ощутил это на своей шкуре.
Три дня она на меня дулась. Она не говорила, что злится, нет, она действовала хитрее – просто почти ничего не делала в моем присутствии. А еще она не смотрит на меня, не касается, не разговаривает со мной – и это пытка.
Но я очень быстро беру свои слова назад, потому что следующие четыре дня еще беспощаднее. Она больше не дуется, она поступает хуже – она лезет ко мне, в прямом смысле лезет. И самое страшное, что я не понимаю, специально ли она это делает. Я не уверен. Когда я протягиваю ей соль, она задевает меня пальцами. Она убирает прядь волос, которая падает мне на глаза, и говорит, что мне не помешала бы стрижка. Она скрещивает под столом ноги, обнажая пояс для чулок под скромной юбкой.
Все это ни ново, ни удивительно – обычное дело. Но почему-то я вдруг стал интерпретировать все иначе.
– Зои наверняка вернется сегодня с парнем… – говорит Виолетта в пятницу вечером, наливая воду в стакан.
Я знаю, что она не подразумевает ничего такого. Мы ведь, в конце концов, постоянно ночуем вместе. Но мое сердце все же колотится.
– Окей, ложись на мою кровать. Я посплю на диване.
Она искоса бросает на меня немного обиженный взгляд:
– Я не собираюсь тебя насиловать.
Итак, в пятницу вечером, отдежурив в части, я занимаю диван. Это неизбежно: я не сплю всю ночь, особенно после того, как в три часа ночи возвращается Зои и приводит шумного парня. У меня не получается заснуть, не думая о Виолетте, которая, полуголая, в одиночестве лежит под моим одеялом.
И я выхожу на пробежку. Посреди ночи. И все, о чем я могу думать, это: черт, когда Виолетта успела стать такой красивой? Хотя важнее другое: когда она успела стать такой красивой и почему я не был в курсе? «Эта девушка опасна», – шепчет мне разум. О да, разумеется, она опасна! Она опасна потому, что, несмотря на ее очевидную неуклюжесть, ей достаточно лишь уткнуться своим носом в мою шею, и у меня уже побегут мурашки. Потому что под ее нарядами, порой скромными, может скрываться этот чертов пояс для чулок, который так и просит его сорвать.
Уж лучше бы я по-прежнему ничего этого не видел.
– Чем займемся вечером? – спрашивает Виолетта, входя в гостиную в спадающей на одно плечо футболке и фланелевых шортах.