– Все хорошо?
Я киваю, побуждая его продолжать. Его движения становятся менее болезненными и более быстрыми. Я хватаю его одной рукой за шею, а другой – за бедро. Палец Лоана гладит мой клитор, чтобы помочь мне кончить, несмотря на боль. И я чувствую, что сейчас взорвусь… Хочу сказать ему об этом, но не могу. Он ищет мой взгляд и, найдя, больше не отрывает от меня глаз, и это оказывается последней каплей.
– Лоан…
Меня охватывает новая безжалостная волна, и я чувствую, что становится все жарче и жарче. Лоан прижимается своим лбом к моему и стонет, черты его лица искажаются от удовольствия. Я не свожу с него глаз, наше дыхание сбивается, мои губы касаются его губ. Я впиваюсь ногтями в его шею, по моей груди стекает пот.
Едва нас охватывает огонь, мое сердце взрывается, он кончает и произносит мое имя. Я глажу его по волосам, пока он переводит дыхание, уткнувшись в мою шею. Он по-прежнему остается во мне. Как будто не хочет меня покидать.
– Спасибо, – бормочу я.
Так я потеряла свою девственность. Со своим лучшим другом, в полной темноте и тишине, нарушаемой лишь нашими вздохами… И все это – под сотней наших с ним фотографий.
– Это всегда так хорошо? – спрашиваю я небрежно.
Мы оба лежим на спине, созерцая потолок. Почти сразу после наших объятий Лоан заснул как младенец. Я быстро последовала его примеру, пока меня не разбудили поглаживания по позвоночнику. Я думала, что будет неловко, но оказалось, совсем нет. Моя голова лежит на его плече, его рука ласкает меня, и я прижимаюсь щекой к его груди. Все просто идеально. Хотя я и не стесняюсь своей наготы, Лоан прикрыл наши ноги одеялом, и я нахожу это очаровательным.
Я могу думать лишь об одном: это была лучшая ночь в моей жизни. И ненавижу себя за такие мысли.
Лоан задумывается, не переставая вырисовывать какие-то замысловатые круги на моей руке, и затем отвечает нейтральным голосом:
– Зависит от ситуации. От момента, от человека… Всегда по-разному.
Получив этот опыт чистейшего наслаждения, я не понимаю, почему не приобрела его раньше. И вопреки своим ожиданиям я не была неловкой. Если честно, я вообще ни о чем не думала. Все происходило в очень естественной для меня манере.
Вдруг мне в голову приходит вопрос:
– Ты уже занимался любовью с девственницей?
– Нет.
Значит, Люси ею не была. Я хмурюсь, радуясь, что ему не видно моего удивленного выражения лица.
– И как оно?
Мне хочется, чтобы он сказал: грандиозно, божественно, словно взрыв. Я позволяю себе молча пробежаться кончиками пальцев по его татуировке, чувствуя, как он колеблется.
– Иначе.
Иначе. Что ж… Приму и это. Проходит несколько секунд, и я чувствую, как он двигается подо мной. Он вытаскивает из-под моей головы руку и приподнимается на локте, заглядывая мне в лицо. От этого движения одеяло соскальзывает вниз по его бедрам. Я до сих пор поражена, как хорошо он сложен. Конечно, я так и думала, учитывая, что он постоянно занимается спортом. Но иметь возможность коснуться его без одежды – совсем другое дело.
Его лицо напротив моего, его глаза заглядывают в мои, он нежно гладит меня по волосам. Я могла бы привыкнуть к этому нежному, простому прикосновению… но реальность так быстро сдавливает мне сердце, что мне становится страшно.
– Я знаю, что уже говорил тебе, – шепчет он, словно боясь быть услышанным, – но ты очень красивая, Виолетта.
Мне хочется прикрыть веки и насладиться эффектом этих слов, запечатлеть их и никогда не забывать: ни их, ни его взгляда в момент, когда он их произносит. Но я по-прежнему смотрю в его прекрасные глаза.
– Знаешь, что мне нравится больше всего? – спрашивает он, накручивая на указательный палец прядь моих волос.
Нет, я не знаю, меня вообще удивляет, что он считает меня красивой.
– Твои веснушки. Мне одинаково до безумия нравятся твои глаза, пухлые губы и залитые солнцем волосы, но я всегда возвращаюсь к твоим веснушкам, – объясняет он, будто все еще пытается понять, почему это так.
Если честно, я тоже задаю себе этот вопрос. Я долгое время ненавидела свои веснушки, в основном из-за того, что они неровно расположились. Мне казалось, что мое лицо поделено на две части. Даже сегодня я, бывает, морщусь, когда смотрюсь в зеркало. Как будто я – это два разных человека.