– Ты всегда можешь просто зайти. Но если и впрямь сделаешь это, мне придется тебя убить. Посмотри на то, как я прикончила пасту. Ты же не хочешь закончить так же?
А может, и хочу. Я прячу улыбку и, уступая, разворачиваюсь. Я закрываю за собой дверь и немного выжидаю, посмеиваясь себе под нос и представляя, как она сейчас убирает на кухне. Спустя тридцать секунд я вновь вставляю ключ в замок и захожу внутрь. На сей раз не осталось никаких следов упомянутой «Нутеллы», холодильник закрыт, а ложка, вероятно, вымыта. Жаль.
Виолетта же шутливо кланяется:
– Добро пожаловать, красавчик!
Я весело улыбаюсь. Вряд ли когда-нибудь мне доведется узнать, откуда она такая сумасшедшая взялась, но это и неважно. Важно, что она есть.
– Неплохо, неплохо, – комментирую я.
– Это возвращение тебе нравится больше, а?
– Странно, но мне понравилось больше то.
Эти ее штаны, вне сомнений, я люблю больше других, пусть и питаю слабость к ее юбкам. Но в них она как будто голая, а я знаю, о чем говорю, – я видел ее без одежды.
– Какое то? – невинно спрашивает она. – Не было никакого «того», о чем ты?
Должно быть, она думает, что мы шутим, что просто, как и всегда, играем. Но когда она одета так непристойно, в моих глазах это уже совсем другая игра – опасная, но она мне нравится. И именно потому, что она мне нравится, она и опасна. Я прохожу вперед, глядя ей в глаза, и, подойдя так близко, что, если бы мне захотелось, я мог бы ее поцеловать, останавливаюсь. Она поднимает голову, перехватывая мой взгляд, и вдруг теряет всю свою недавнюю смелость.
Я улыбаюсь и вытираю с уголка ее губ шоколадную пасту.
– Конечно, никакого «того», – бормочу я.
Я посасываю палец, не отрывая от нее взгляда. Виолетта сглатывает, глядя на меня, и по ее рукам пробегают мурашки. У меня и у самого пульсируют те места, которые я предпочел бы не называть вслух. Лучше закончить все здесь и сейчас.
– Где Зои?
– С… с Джейсоном. Сегодня она ночует у него.
Ого, а он делает все как следует. С одной стороны, я рад за них. С другой, надеюсь, что Зои не станет с ним играть. Понимаю, звучит весьма иронично, но как бы странно это ни было, мне кажется, она действительно ему нравится.
– Я хочу с тобой поговорить.
На этот раз я настроен решительно, и ей не удастся сбить меня с толку. Я уже все спланировал на случай, если она заплачет. Я не дрогну. На всякий случай у меня в кармане лежат салфетки.
– Поговорить?
Виолетта снова закрывается, словно жемчужина в раковине, и скрещивает на груди руки. Я предчувствовал, что так и будет, поэтому и бровью не веду. Я держусь.
– Да, поговорить.
– О чем?
– О том, в чем ты призналась, когда всю ночь проревела у меня в руках. Как вариант.
Она сверлит меня взглядом, и я понимаю, что это будет нелегко. Она упрямая. Но и я тоже упрямец – по крайней мере, не хуже ее.
– Я не хочу снова об этом говорить, Лоан. Пожалуйста.
Она пытается освободиться, вероятно, чтобы сбежать в свою комнату, но я припираю ее обеими руками к стене. Никуда она не уйдет, пока мы все не проясним.
– А я хочу понять и помочь.
– Все это в прошлом, – бормочет она, опуская глаза, – все хорошо, клянусь. Почему ты так настаиваешь?
– Потому что ты дорога мне. И потому что ты, судя по всему, используешь Клемана, чтобы заделать брешь, которую в тебе оставила мать.
– Не надо меня психоанализировать, я ведь уже говорила, – злится она и с силой толкает меня, но я не сдвигаюсь ни на дюйм. – Господи, кто ты такой? Халк?!
– Ты его любишь?
Я не хотел задавать этот вопрос. Но я не забираю эти слова, потому что, должен признать, мне очень интересно услышать ответ. Виолетта моргает, застигнутая врасплох. Ей и отвечать-то не нужно: я знаю, что ответ «Нет!». И я сразу же чувствую облегчение.
– Я могла бы его полюбить, – отвечает она наконец, стыдливо опуская голову.
Меня поражает ее упрямство и ошеломляет эта ее неспособность довериться самой себе; из-за нее она и возражает мне, пусть даже и знает правду.
– Как же ты ошибаешься…
– Не сегодня, Лоан, пожалуйста.
– Ты знаешь, что я прав, – говорю я, раздражаясь и повышая голос. – Каждый раз, когда я вижу тебя рядом с ним, ты ведешь себя иначе. Ты играешь роль, которая тебе совсем не идет, Виолетта. Но тебе это не нужно, черт подери! Ты цветок, которому нужно раскрыться, распуститься, а не прятаться за своими лепестками. Неужели ты хочешь всю жизнь прожить вот так, унижаясь? Скажи мне честно: видишь ли ты себя рядом с ним, когда дни напролет тебе придется следить за каждым своим спонтанным жестом, за каждым словом, которое может случайно слететь с твоих губ? Я знаю тебя. Я знаю тебя лучше, чем ты сама себя знаешь. И я принимаю тебя целиком, без исключений, потому что обожаю то, что ты не загоняешь себя при мне в рамки, потому что обожаю то, что ты швыряешь свои недостатки мне прямо в лицо и совершенно не сдерживаешься.