Я поворачиваю к ней голову. Я даже не уверен, что она вообще меня услышала. Вытянувшись, как струна, она смотрит куда-то через лобовое стекло. Я понимаю, что она рассматривает дом – желтое здание в конце улицы. Я тоже какое-то время разглядываю его, снедаемый любопытством. Газон на участке зеленый, гараж открыт.
– Это была плохая идея, нам лучше уехать.
Я уже собираюсь, не задавая вопросов, подчиниться, как вдруг слышу чей-то смех из открытого окна. Виолетта напрягается. Из гаража, радостно смеясь, выходит женщина. Она открывает багажник своей машины, припаркованной на подъездной дорожке, а затем бросает взгляд на свой телефон. Виолетта не сводит с нее глаз, но она будто не со мной.
– Кто это? – шепчу я.
В глубине души я знаю ответ, но мне нужно услышать его от Виолетты. На ней нет лица, когда она отвечает:
– Моя мать.
Это словно удар под дых. Я несколько секунд пялюсь на женщину. У нее такие же светлые волосы, как у Виолетты, только слегка потускневшие от возраста. Я спрашиваю, хочет ли она, чтобы мы вернулись обратно, и она медленно кивает, но вдруг что-то резко заставляет ее передумать. Вот черт…
Я даже рта раскрыть не успеваю, а она уже выходит из машины. Я чертыхаюсь себе под нос и, отстегнувшись, тоже выхожу. К матери Виолетты только что подошла очень похожая на нее маленькая девочка. На ней голубое платьице и белые колготки, и она очень миленькая. Я хочу поддержать Виолетту, ведь нет никаких сомнений: это дочь ее матери. Единокровная сестра Виолетты.
– Вио…
– Я хочу спросить почему, – говорит она надламывающимся голосом. – Я просто хочу узнать, что в этой девочке есть такого, чего нет у меня…
О, моя Виолетта. Я беру ее за плечи и нежно глажу по щеке. Все то напряжение, что держало нас еще десять минут назад, вдруг исчезло.
– У нее нет ничего, чего не было бы у тебя, Виолетта-аромат-фиалок-лета. Твоя мать сделала свой выбор, но это не значит, что он был правильным. Тебе не в чем себя винить.
Виолетта нерешительно смотрит мне в глаза. Чувствую, что ей это нужно, что она хочет туда пойти, но боится до смерти. Я беру ее за руку и сжимаю в своей, передавая ей все, чего не могу сказать вслух: я с ней, всегда, что бы она ни выбрала. И, кажется, она это понимает, потому что делает глубокий вдох и переходит дорогу, направляясь к женщине и ребенку. А я, чувствуя ком в горле, позволяю ей до хруста в костях вцепиться в мою руку.
Едва мы успеваем добраться до противоположной стороны улицы, ее мать поднимает голову и смотрит в нашу сторону. Когда она узнает Виолетту, ее лицо тут же бледнеет. Малышка, в свою очередь, смотрит на меня застенчиво. Она миленькая – слишком миленькая, чтобы на нее злиться, она ведь всего лишь ребенок. Должно быть, ей около пяти, и у нее все еще простодушное сияющее личико.
Виолетта, как и я, сразу поняла, в чем дело: когда ее мать ушла из семьи, она была беременна. Та вдруг делает шаг вперед и берет дочь за руку.
– Пойдем, Лена. Нам еще нужно сходить в магазин.
Мы с Виолеттой стоим в полном замешательстве. Я не знаю, о чем думает моя лучшая подруга, но почти чувствую, как ее боль со всего размаху вдруг бьет по мне. На мой взгляд, хуже всего не мысли об этой ужасной, постыдной тайне, связывавшей их все эти годы. Хуже всего – видеть, как она узнает свою дочь… и делает вид, что это просто какая-то незнакомка. Незнакомка, которую она родила. Незнакомка, которой она читала сказки на ночь. Незнакомка, которой она перевязывала разбитые коленки.
Я сразу же замечаю, что женщину встреча выбила из колеи: она дрожит и избегает взгляда Виолетты. Она уже собирается от нас отвернуться, чтобы мы даже не подумали к ней подойти, как вдруг раздается чистый и сдержанный голос Виолетты, удивляющий нас обоих:
– Я вышла из машины, чтобы сказать, что прощаю тебя.
Она медленно поворачивается, пристыженная и… грустная?
– Виолетта, пожалуйста…
– Я думала, что была готова.
Нас пожирает тишина, а мир вокруг продолжает кружиться. Мать и дочь смотрят друг на друга. Я наконец понимаю, что это плохая идея, что это ничем хорошим не кончится и что я не хочу, чтобы Виолетта снова прошла через весь этот ужас. И я уже собираюсь увести ее отсюда подальше, как вдруг она качает головой:
– Но я не могу. Не могу! Это выше моих сил. На самом деле… – Она задумывается, хмурясь: – На самом деле я тебя ненавижу.
Долгое время ее мать не двигается, но я вижу, что ее это задело. Виолетта отпускает мою ладонь – и это знак того, что она находит в себе достаточно силы, чтобы продолжать в одиночку. И я не могу не гордиться ею в этот самый момент.