На какое-то мгновение я почувствовала себя действительно восторженным ребёнком. А ведь раньше я никогда не задумывалась об этом.
Глуповато хлопая глазами посмотрела на лужу, затем на Набиева, потом снова на лужу и вдруг против воли расхохоталась. Щелчком отбросив окурок Ян уставился на меня с неподдельным удивлением и, запрокинув голову, тоже рассмеялся. Искренне, громко, так по-настоящему. И вот я уже смеюсь в ответ его смеху. Это было похоже на какое-то безумие. Утирая слёзы я смотрела на ямочку на его правой щеке, на его ровные крепкие зубы, на свисающую мокрыми иголками темную челку.
И он тоже смотрел на меня, не робея, будто мы просто пара друзей, а преподаватель и студент.
— Извини, ты не подумай, что я сумасшедшая, просто… не знаю, что на меня нашло, — успокаиваясь, выдавила я, стараясь больше не смотреть в его искрящиеся хитростью и задором карие глаза.
— Если честно, мелькнула такая мысль, — без обиняков хохотнул он, будто бы даже с удовольствием наблюдая за моей реакцией.
И хоть неожиданный смех разрядил обстановку, но не предотвратил неизбежную неловкую паузу. Не прекращая улыбаться, я снова отвернулась, делая вид, что разглядываю выцарапанные на стене остановки непонятные символы, тем временем размышляя о том, как странно устроен человек: почему к одним нас тянет против логики и здравого смысла, а к другим, к которым стоило бы внимательнее присмотреться, мы наоборот равнодушны.
Почему этот безусловно красивый, но всё-таки пока ещё мальчик, вызывает во мне мощную волну разнообразных эмоций, а к Тимуру я хладнокровна. Почему так?
И тут произошло ужасное: в животе снова заурчало, и звук показался мне настолько громким, что наверняка он услышал. Как неудобно, просто сквозь землю провалиться!
— Если честно, я жутко голодный, — произнёс Ян, и я ощутила, что покраснела как переспелый помидор. Он точно услышал! — Я сейчас, одну секунду, ок?
Не дожидаясь ответа он проворно поднялся и, засунув руки в карманы куртки, игнорируя ливень неторопливо перешёл дорогу, скрывшись за дверью магазина.
Стало неудобно, стыдно до ужаса! Хотя, что здесь такого? Он всего лишь мой студент. Но почему-то рядом с ним у меня полностью атрофировалось ощущение того, что передо мной парень, прилично моложе. Его внешность, повадки, уверенность, то, как непринуждённо он себя держит, его взгляды — всё это присуще не мальчику — мужчине. Невозможно в восемнадцать лет быть настолько…
«Манящим. Он тебе понравился», — шепнул внутренний голос, и меня передёрнуло от собственных размышлений. Я даже обернулась, как будто опасаясь, что кто-то невидимый мог подслушать мои мысли.
Да что с тобой, Иванникова, похоже местный воздух совсем затуманил разум, раз в голову лезут подобные вещи. Да, он красивый, высокий, статный парень, но это не отменяет того, что он твой студент, никогда, никогда этого не забывай!
Дверь магазина открылась, и на пороге появился Набиев. Так же не спеша, не глядя по сторонам, уверенным шагом направился обратно к остановке. Сердце вновь забилось чаще, и я пожалела, что не воспользовалась его отсутствием и не поправила макияж.
Я пыталась вспомнить свои чувства, когда вижу Тимура, возродить их, и поняла, что ничего кроме толики небольшого раздражения и лишь совсем невесомой симпатии, никогда к нему больше ничего не испытывала. С самого первого дня нашей встречи. Никаких потных ладошек, трепета и бешеного биения сердца. Глядя же сейчас на приближающуюся фигуру Набиева, я осознала, что испытываю просто бурю разнообразных эмоций.
— Теория о пузырях рассыпалась в хлам — ливень и не думает заканчиваться. Извините, Яна Альбертовна, метеоролог из меня г*вно, — обнажив ряд белоснежных зубов, Набиев поставил на лавочку литровую бутылку Кока-Колы. Приземлившись рядом, облокотился спиной о стену, скрестив длинные ноги в заляпанных грязью белых кроссовках.
Достав из кармана два батончика Сникерс, один сунул мне в руки, а второй распечатал и махом съел сразу половину.
Было немного неловко принимать от него угощение, но голод взял своё: нетерпеливо разорвала упаковку, вгрызлась в батончик, и он показался мне самым вкусным шоколадом, что я ела в своей жизни.
Дождь лил и лил, что есть сил барабаня по козырьку, я кусала вкуснейший Сникерс, держа его ледяными руками, и чувствовала себя при этом невероятно счастливой. Все проблемы ушли на второй план: мать, Николаша, директриса, безденежье, Толик… Была лишь я, Набиев и мягкая нуга с арахисом и карамелью.
Протестующе пшикнула крышка бутылки, выпуская из горлышка колючие ароматные пузырьки. Сделав несколько больших глотков, Ян, не глядя, протянул мне початую Колу, доставая другой рукой из кармана пачку сигарет.
Взяла бутылку и сделала несколько жадных глотков. Рядом с ним я ощущала себя девчонкой, беззаботной школьницей. Захотелось скинуть неудобные туфли, обуть кеды, и бегать по лужам игнорируя дождь.
— Спасибо, — смущённо поблагодарила я, выкидывая смятый фантик в урну. Промазала: тот отскочил от края и плюхнулся в лужу.
— Не за что. Это вам моя взятка заранее, за отвратительное поведение на занятиях.
— Это предупреждение?
— Это угроза, — поймав мой растерянный взгляд, добавил: — Шутка. Но, как вы уже, наверное, поняли, я не самый прилежный ученик, так что в каждой шутке…
— Ты, конечно, студент не идеальный, но до того же Круглова тебе далеко.
— У Круглова отец с прибабахом, за каждую двойку ещё со школы лупит армейским ремнём, кошмарит не по-детски. Бывший военный, контуженный в Чечне и отправленный на пенсию раньше времени по состоянию здоровья. Когда кажется, что твоя жизнь с предками не сахар, я всегда вспоминаю толстого.
— Уж твоя ли не сахар? — усмехнулась, искоса разглядывая его профиль. — По-моему, твоя жизнь как раз-таки удалась более чем.
— В каждой избушке свои погремушки, Яна Альбертовна, — смело парировал он. — И пусть отец меня не бьёт, но мозг имеет регулярно. С наслаждением и во всех доступных позах.
Ощутила, как краска горячей волной снова прилила к щекам.
— Уже без четверти шесть, не хотелось бы опоздать в первый же день, — торопливо поднялась с лавочки и достала из сумки коричневый зонт. Нажав тронутую ржавчиной кнопку-автомат, явила миру кривой купол с двумя сломанными спицами.
— Давайте сюда, — Ян по-хозяйски забрал у меня зонт и, ловко перешагнув лужу, нетерпеливо поманил рукой. — Ну и? Чего стоим?
Я слегка растерялась, но всё-таки шагнула навстречу и, прильнув ближе к прохладной коже его куртки, ощутила мощные толчки выпрыгивающего из груди сердца.
Наклонив надо мной зонт, оставив над своей головой лишь его краешек, Набиев уверенно двинулся к коттеджам.
Слегка не поспевая за его размашистым шагом семенила рядом, не обращая внимания на промокшие ноги и озябшие ладони. Дождь хлестал по лужам неудержимым потоком; временами порывистый ветер забрасывал в лицо ледяные капли, заставляя вздрагивать и неожиданно для самой себя вскрикивать.
Удивительно, но я не чувствовала холода, только адреналин, жарко пульсирующий в висках. Как завороженная я смотрела на его большую руку, крепко обхватывающую ручку зонта; на сбитые костяшки пальцев, с засохшей коричневой корочкой, на синие вены, чётко вырисовывающиеся на тыльной стороне широкой ладони. Мне хотелось потрогать его руку, почувствовать её тепло.
Мигая габаритами мимо пронёсся тонированный джип, обдав Яна мутной водой.
— Вот козлина ж*порукий!
— Что? — перекрикивая шум дождя, переспросила я, словно очнувшись ото сна.
— У природы нет плохой погоды, говорю, — улыбнулся он, смахивая с лица грязные капли. Свернув с дороги, мы подошли к высоким кованым воротам. — Променад окончен, велком ту зе хаус.
Очередной порыв ветра выгнул купол зонта, практически оторвав с корнем остальные спицы. Я громко ойкнула, а Набиев, швырнув металлический скелет мимо урны, расхохотался. Тяжёлые капли молотили по затылку, противно затекая за воротник; вжав голову в плечи, он, не прекращая смеяться, схватил меня за руку и понёсся к дому.
Было весело и страшно одновременно, я рассмеялась вслед за ним, звонко шлёпая по лужам практически на ощупь, ослепшая от попавшей в глаза воды. Но мне не было страшно. Пока я ощущала в своей руке его ладонь — я была в безопасности.
Преодолев несколько белых каменных ступенек, мы оказались возле входной двери, и не успела я прийти в себя и хоть как-то привести внешность в порядок, дверь резко открылась.
Нонна Вахтанговна, в ужасе округлив идеально накрашенные глаза, отступила на шаг назад, пропуская нас в дом. Я проследила за её взглядом — та не отрываясь смотрела на наши сплетённые пальцы.
Я даже дышать будто бы перестала. Что она теперь подумает? Отбросив его ладонь, пригладила прилипшие к лицу мокрые волосы, и пролепетала жалкое: «здравствуйте».
— Встретил Яну Альбертовну на остановке, бедняжку чуть ветром не снесло, — предвосхищая незаданные вопросы, спас положение Ян, которого, по всей видимости, абсолютно ничего не смущало.
Скинув мокрые кроссовки и куртку, направился вверх по лестнице, оставив меня на попечении мамочки.
— Мам, ну организуй там, ладно? Мне переодеться надо.
Проводив сына взглядом, Нонна Вахтанговна вяло улыбнулась и протянула руку, сразу же изобразив радушие. Этим она напомнила мне матушку Тимура, и от подобного сравнения сразу же покоробило.
— Давайте вашу сумочку, Яна Альбертовна. На улице такое ненастье, я хотела позвонить вам и отменить сегодня занятия, но я не знаю вашего номера телефона…
— У меня нет телефона, — отдала ей сумку, снимая насквозь промокшее пальто.
Несмотря на серьёзность матери Яна, на непривычную обстановку, на неудобный инцидент с руками, я всё равно хотела улыбаться. Настолько сильно, что буквально силой приходилось сохранять серьёзность. Опустив голову, закусила губу, до сих пор ощущая покалывание в ладони, которую он держал.