Ян внимательно меня слушал, но взгляда старательно избегал: накинув на голову капюшон толстовки, вытряхнул из пачки сигарету. Вставив фильтр в зубы, щёлкнул зажигалкой и, прикрыв огонёк ладонью, глубоко затянулся.
— Пойми, это место было моим единственным шансом заработать хоть что-то. Благодаря подработке у них я могла откладывать на собственное жильё, откладывать больше, чем мог бы себе позволить обычный рядовой учитель. Я тактично принимала его ухаживания, но близко не подпускала, надеясь, что он сам всё поймёт и в конце концов отстанет. Но он не унимался, наоборот, моя холодность его будто распаляла — намёки становились откровеннее… Когда он будто бы невзначай положил руку на моё колено, я всерьез начала подумывать о том, что придется всё-таки менять место работы, всё стало заходить слишком далеко, но предпринять ничего не успела: Юлия Львовна откуда-то обо всём узнала, и при следующей встрече заставила написать заявление об уходе. Более того, она хотела, чтобы я вообще покинула Москву, настаивала и угрожала! Боялась, что вне стен школы нам будет ещё проще крутить, как она выразилась — шашни за её спиной.
— Бог мой, и ты послушалась? Если у тебя с её мужем ничего не было, могла бы просто послать её куда подальше! — горячо возмутился Ян.
— Я бы так и сделала, но она пригрозила, что если я не уеду, она посадит меня за украденные серёжки с бриллиантами. Юлия Львовна — авторитетный столичный судья, если бы она захотела…
— Ты что-то у них украла?!
— Господи, ну конечно нет! Но кто я, а кто она? Я сильно испугалась, собрала вещи и через несколько дней вернулась домой. Дура, я знаю, надо было сразу послать Заболоцкого с его цветами, но я искренне надеялась, что история не зайдёт так далеко. Что он охладеет, а я останусь работать в школе. Увы, всё закончилось… так, как закончилось. Я здесь, — выдохнула, закончив нелёгкое повествование. Кусая от волнения губы, заглядывала ему в глаза и ждала, что он ещё скажет, какие выводы сделает.
Он сделал последнюю затяжку, и щелчком отбросил сигарету.
— Да уж… Твоя версия сильно отличается от той, что мне передали.
— Я не вру! Клянусь!! Это чистая правда!!! — с жаром выкрикнула я, смахивая набежавшие слёзы обиды.
— Тише, тише, я тебе верю, ты чего? — он прижал меня к себе, спасая от беспощадных порывов ветра. — Я с самого начала знал, что это какая-то лажа. Но пойми, я должен был узнать наверняка, от тебя, лично.
— Я понимаю… Я честна с тобой, была и буду! — шмыгала в ткань его толстовки, испытав невероятное облегчение.
Кусты зашуршали, послышались смешки вперемешку с матерными словечками.
Едва я успела отпрянуть от Яна, как на пятачке появились мальчишки-второкурсники. Раскрасневшиеся, в спортивных костюмах, в руках сигареты.
Увидев нас, застыли, бросая косые взгляды друг на друга.
— Здра-асьте, — нестройно пролепетали, переминаясь с ноги на ногу.
— Если ты ещё будешь тут курить во время моего урока — доложу директору! Понял меня, Набиев? И это всех касается, — обвела рукой остолбеневших мальчишек и, гордо задрав подбородок, направилась к протоптанному лазу в кустах.
— Яна Альбертовна, а… — Ян подёргал себя за толстовку, показывая пальцем на меня. Он едва сдерживал смех.
Вот чёрт! Я же в его куртке!
— И куртку свою забери! — скинула с плеч кожанку и, повесив ту на облысевший куст, поспешила ретироваться.
Какой позор! Надо было же было так глупо попасться!
Хорошо, что там остался Ян, он что-нибудь обязательно придумает.
Содной стороны, мне было стыдно, что он узнал о Заболоцком, а с другой, с души будто бы свалился тяжкий груз. Теперь я полностью перед ним чиста. Даже дышать стало легче! Эта история в прошлом, больше мне нечего от него скрывать.
В приподнятом настроении поднялась к кабинету, и увидела разъярённую Эмму Валентиновну. Прямая, как палка, она стояла у окна, враждебно нахмурившись.
— Яна Альбертовна! Почему вот уже половину пары дети сидят одни? Где вы ходите?
— Догоняла убежавшего студента, — обошла директрису и взялась за ручку двери.
— И где же он?
— Не догнала, — захлопнула дверь перед её носом.
Курага что-то возмущённо заквохтала, но я её уже не слышала.
Часть 62. Отец Яна/Мать Яны
Отец Яна/Мать Яны
Роман Алексеевич негодовал! Нет, он был в бешенстве этим утром!
До боли в суставах сжимая руль, мчался к дому этой умалишенной алкоголички Галины. Что он только не вытворял мысленно с этой сумасшедшей бабой, и самое безобидное — это пинок под зад. Ему хотелось её придушить, столкнуть с моста в реку, отправить в какую-нибудь Тьмутаракань без обратного билета. Всё, что угодно, лишь бы больше никогда не слышать её и не видеть!
Только-только он начал спать ночами без ударной дозы алкоголя, только начал забывать о том недоразумении со свалившейся на голову «дочерью», как вдруг эта чеканутая позвонила вчера в конце рабочего дня. И ведь хватило же наглости снова замаячить на горизонте! Блеяла что-то на счёт оставшейся суммы, мол, просила одну, а получила в половину меньше. Теперь, видите ли, ей понадобилось ещё десять миллионов, а иначе грозилась поднять шум, написать в газету о подноготной кандидата в мэры города.
Ох, как хотелось Роману Алексеевичу её послать, обматерить трёхэтажным. Что он, собственно, и сделал: наорал и трубку кинул. А толку? Душевный покой после звонка снова как ветром сдуло.
Хоть и понимал головой: ну кто будет слушать пропитую санитарку, что значит её слово против его — уважаемого в городе человека? Да посмеются над ней и слушать никто не станет. Тем более наглядных доказательств их знакомства нет — Роман Алексеевич его собственноручно на мелкие кусочки порвал и по ветру пустил. Но на сердце всё равно свербело, даже дышалось тяжело.
Ведь уважают его как раз-таки из-за пока что кристальной репутации. Если сейчас эта полоумная начнет стучаться в правильные двери, журналюги быстро нарисуют красивую статью и на первую полосу влепят. Он прямо так и видел заголовок: "Внебрачная дочь кандидата в мэры прозябает в нищете".
Его аж озноб прошиб, стоило только это в красках представить. Что тогда начнётся!
Может, и не раскопают ничего, и в конечном счёте всё утихнет, но репутация будет подмочена, да и о доверии со стороны Нонны можно будет забыть. Она и так мнительная, к каждому столбу ревнует и во всем подозревает, а если уж всплывёт такое, то она быстро вспомнит, где её муженёк был в августе семьдесят четвёртого.
Нет, нет, это ж смерти подобно! Надо алкашку раз и навсегда заткнуть. Если она решила, что вот так запросто будет доить его годами — то тут она сильно ошибается. Если начнёт наглеть, он мигом найдёт на неё управу. В начале девяностых огонь, воду, и медные трубы прошел, что ему стоит какую-то пропоицу запугать?
Чтобы раз и навсегда поставить точку в этой истории, пришлось ему раньше просыпаться и ехать к её дому — захолустному бараку на окраине города. К работе её ехать не рискнул — нечего там снова светиться.
Роман Алексеевич припарковался под кронами густых зарослей недалеко от автобусной остановки. Хоть листья практически опали, но спутанные ветки хорошо защищали от посторонних глаз. Отличное место: обзор хороший, но его с дороги так сразу и не увидишь.
Выключив мотор, принялся ждать, нетерпеливо постукивая пухлыми пальцами о кожаной обивке руля.
Ну и местечко здесь — убожество! Кругом разруха, старые, сто лет не ремонтированные дома, мусорные баки переполнены, — смрад проникал даже через плотно закрытые окна.
Припомнил он, как был здесь месяца полтора назад, подвозил новую учительницу Яна, как там её, постоянно имя из головы вылетает…
Но то ночью было, вид не такой убогий, но днём окружающий пейзаж навевал тоску. Хотелось поскорее вернуться в свой престижный охраняемый коттеджный посёлок, зайти в уютный, пропахший свежей выпечкой чистый дом…
И где только носит эту сумасшедшую? Должна же была уже смена её закончиться!
Нервно взглянул на часы, и забарабанил пальцами сильнее. Будто у него дел мало, сидеть тут и ждать.
Через несколько минут, кряхтя и постанывая, к остановке подъехал старенький автобус, выпуская из своих пропахших выхлопными газами недр уставших после ночной смены тружеников. Галина Фёдоровна вышла последней и, поправив на ходу берет, мелко засеменила по тропинке к бараку.
Роман Алексеевич открыл дверь и негромко позвал:
— Галина! Будьте добры!
Она резко обернулась и, решив, что ослышалась, снова потопала к дому.
Матернувшись под нос, Набиев-старший позвал снова, и даже рукой поманил.
Наконец до неё дошло. Сменив траекторию, Галя, озираясь по сторонам, перешла через дорогу.
Чёрт, надо было на такси ехать и машину не светить, — посетовал Роман Алексеевич, когда мимо прошли две старухи, внимательно рассматривая незнакомый дорогой автомобиль. В их захолустье таких отродясь, наверное, не видали.
Хотя, на такси ехать ещё более опрометчиво — не нужны ему лишние свидетели.
Галя подошла к Ауди и, прижав ободранную сумочку к груди, подозрительно уставилась на замглавы администрации.
— Садись, — коротко приказал Набиев и открыл соседнюю дверь.
Не без труда забравшись в салон, Галина затравленно посмотрела на водителя. А бояться было чего: нахохлился, лицо пошло бурыми пятнами, глаза навыкате, злющие!