31-е у нас рабочий день, и отгула она не брала, но теперь у нее отмаза. Укладываю ее в постель на ее законное место, а сам с рвением несусь выполнять миссию – лечить свою девочку от... чего там? У нее тоже ангина?
- Не... насморк жуткий...
Точнее, жутчайший. Она говорит, что, когда ложится, ей трудно дышать через нос. Заметил же я, что последние дни она в нос говорила. Думал, это потому, что постоянно зареванная ходит. По той же причине игнорировал и ее кашель, который, припоминаю теперь, мучил ее иногда.
- Голова болит и в ушах вата, - признается она в ответ на мои приставания.
В больнице, куда мне удается затащить ее, ей говорят, что у нее какие-то пузырьки на барабанных перепонках, учат правильно сморкаться, выписывают таблетки на натуральной основе, которые ей, беременной, только и можно пить, а затем выпинывают под зад – Новый год встречать.
«Андреас, желаю тебе счастливого Нового года и хорошо его встретить. Помнишь, мы познакомились год назад. У тебя все хорошо?»
«Тина, я люблю Оксану. Пожалуйста, не пиши мне больше.»
Оксанка приоткрывает один глаз и пристально следит за тем, как на светофоре я выбиваю ответ и, заметив, что она не спит, показываю его ей. Она устало кивает и снова закрывает глаза.
Заблокировать будет вернее, думаю. Хоть и уверен, что Тина больше писать не будет.
Возле Японского сада я заскакиваю в дежурную аптеку за ее лекарством, а она наблюдает за мной, провожая безучастным взглядом как мое выскакивание из машины, так и заскакивание в нее и плюханье на водительское рядом с ней. Ей что – так плохо?
- Устала, - закрывает она глаза.
Беру ее за руку, которой она покорно не вынимает из моей и веду машину одной рукой. Была б Тойота автоматом, было бы проще.
Хоть вчера ее и подкалывал ее же сердитостью, мне теперь легче с ней, такой больной, слабенькой и безвольной. Легче выйти в ней из лифта, поднять ее на руки и занести в дом, разуть, раздеть, уложить в кровать, подложить ей подушку под животик и еще везде, где ей захочется. Будить ее, чтобы она выпила таблетку, поить чаем, приподняв ей голову. Сбивать ей температуру, когда та подскакивает и вообще, вести себя так, как должно нормальному любящему мужу, не забывая, однако, демонстрировать, что получает он от всего этого кайф, потому что теперь может поквитаться со злючкой-женой за ее вчерашнее лечение.
Вчера - да, признаться, вчера было хреновато. По крайней мере, в первой половине дня. И еще она так смешно стервозила, когда ухаживала за мной. Но после всего, что предшествовало, меня даже стервозность эта умиляла. Стыдно было за сказанное ей и приятно, как после всего, что было, она с ворчанием обо мне заботилась. А теперь я о ней заботиться хочу. Лечить и жалеть, ведь жалко же ее.
Вообще, хорошего мало, лечиться-то ей нечем. Костыляю себя за то, что мы со всеми нашими психологическими коллапсами в последнее время элементарно не следили за здоровьем. Ее здоровьем в первую очередь. И мучает совесть за то, что, задолбавшись в край с ней, ее обидами и самоистязаниями, забыл сделать ей скидку на... беременность, гормоны, ослабленность. Почти забыл, что люблю ее, должен оберегать, следить за ее здоровьем, просить прощения даже за то, в чем не виноват, за то, чего не было и просто... любить, как исходная точка.
Пока она спит, я роюсь в сети в поисках методик лечения для беременных, потом переправляю черновик протеста против письма из конторы нашего обербургомистра, фрау Паулины Шварц, к которому прикреплена копия протокола заседания горсовета, закончившегося постановлением о сносе Эльзы, а потом занимаюсь другими своими, нашими, вернее, делами.
- Че хочешь? – спрашиваю, когда, услышав, что она проснулась, заглядываю к ней в комнату.
- Попить...
Держу ей голову, пока она пьет маленькими глотками. Вспоминая, как у самого вчера болело горло, спрашиваю, не больно ли ей глотать, но она машет головой. Наверняка она и сама может пить, но я никогда этого с ней не делал и мне хочется сделать теперь, а она позволяет.
Тусклый свет уходящего года, последний в этом году, мягкой полоской лежит на ее усталых веках. Когда она, напившись, поднимает на меня глаза, эта полоска ложится на них, включает свет в ее глазах.
Я убираю стакан от ее губ и кладу руку к ней на щеку. Просто держу руку там, жду, когда она начнет тереться о мою ладонь, как раньше. Когда она не трется я, чтобы не растягивать процесс ожидания, переношу руку в другое место, глажу ее лоб, волосы...