Русских магазинов у нас в городе нет. Да я и не ходил никуда. Хитро прищуриваюсь, молчу таинственно.
- Офигеть, – она делает вид, что сейчас выронит вилку. - Что – сам пельмени лепил? - а я гордо улыбаюсь:
- Сам. С Новым годом.
- С Новым годом. С наступающим, вернее.
- С наступающим. Правда у нас на Новый год манты делают, но я решил: от простого – к сложному.
- Да, точно, ты казахстанский же у меня... – она задумывается, словно забыла, что хотела сказать, а потом вспоминает и говорит тихо и спокойно: - Прости. Прости за... все эти дни.
- Нет, ты меня прости, – лезу уже к ней через стол, потом – вокруг стола.
- Да ладно, ты же и правда... В общем, это же...
- Мог раньше тебе сказать.
- Да. Чего не сказал?..
- Боялся, что сбежишь еще в Лондоне. Или из-под венца. Или после венца. Ты ведь сбежала бы, а? Оксан?
Она сидит уже у меня на коленях и, покашливая, подставляет моим поцелуям свое лицо. Я глажу ее везде и когда добираюсь до рта, ее губы отвечают мне вполсилы, но это ровно на порядок больше, чем было вчера, или позавчера, или всю неделю, когда не было ничего.
- Не знаю, - говорит она. - Теперь и не узнать уже – ты не позволил мне принять это решение самостоятельно. За меня решил.
- Знаю... я не должен был... ... – глажу ее животик, а сам целуюсь с ней. - Мы... в современном мире живем. Я должен был... предоставить тебе право выбора... а не втягивать тебя... пока не узнаешь... И я признаю свою вину... И не раскаиваюсь ни фига, что втянул... и что тебе никуда не деться теперь... м-м-м...
- Не деться, - соглашается она. – Теперь придется так. Но ты прав - мы живем в современном мире и это несправедливо, когда твой партнер не обладает всей информацией о тебе. Хоть мы, кажется, теперь все друг про друга знаем.
- М-м-м... да? – осведомляюсь, жуя ее ушко.
- Да, - она спокойна, как танк. - Ты – конченый нарк и брехло. А еще ты трахал в нашей постели другую бабу, которую одобрил твой брат и которую ты собирался представить своим родителям, только она тебя кинула...
- М-м-м... обожаю, как ты намеренно искажаешь факты... – я залез руками к ней под маечку и, не дожидаясь приглашения, но и подвоха никакого не ожидая, массирую там двух голеньких, изголодавшихся по мне красавиц.
- А я, – преспокойно продолжает она, будто это и не ее сиськи там тискают, - психическая истеричка со склонностью к обжиранию и самопожиранию... - она бросает взгляд на худые руки, которые вчера расковыряла и которые я покрываю осторожными, нежными поцелуями, чтобы потом вернуться к моим маленьким, - зацикленная на собственных заблуждениях, мстительная до паранойи. А еще однажды на одной студенческой вечерине я делала минет Келлерману.
Та-а-ак.
- ЧЕГО?!! Келлерману?!!! – бросаю ее сиськи. – Ты... брала у этого очкастого говнюка?
Охренеть, конечно... Я и возмущен, и мне смешно немножко. Это она мне в отместку сейчас?
Она пожимает плечами, даже особо не смущаясь. Скорее довольная произведенным эффектом, говорит спокойно:
- Да. Это было еще до тебя. Тебя даже не было на горизонте.
Не слушаю ее и продолжаю возмущаться:
- Блин, Оксанка... Да как ты могла вообще... с ним... его... на вечерине... А кто мне заливал, что мой у тебя был «почти первый»?!!
Не знаю, плакать мне, смеяться или прибить ее.
- Ну, это в плане: первый, с которым было по-настоящему, от-и-до. А с Келлерманом... Если хочешь знать, он был в доску и стоял у него недолго...
- Не хочу знать! «Двадцать первая...». Да как ты можешь общаться с ним до сих пор...
- А что такого? Между нами нет ничего. И никогда толком не было.
- «Толком»! Это, вообще, когда было конкретно? До или после того, как ты к нему на смотрины ездила? И мы с тобой в поезде встретились? «Клубничный ротик»...
- До того, кажется.
- То-то он тебя к матушке своей сразу потащил знакомиться...
- Ерунда. А «клубничный ротик» тут не при чем, я же тебе объясняла. Прости, вероятно, надо было рассказать тебе до свадьбы.
Она спокойна, как удав, а я своими дерганьями все больше уподобляюсь кролику.
Я, конечно, не настолько ревную ее к этому ублюдку-физику. Просто меня расстраивает, зачем она сейчас это вывалила, когда мы только-только начали мириться. Мстит, маленькая злюка. А ласкаться ко мне и не думает.