- Хочу проверить, пришел ли мой чемодан.
- Так ты еще один привезла? - недоумеваю, догоняя на ходу.
Вернее, спотыкаясь. Один чемодан у меня в квартире оставила. Зачем ей столько барахла, на неделю-то. И вообще...
Прежде чем я успеваю что-либо спросить, на ресепшне ей подтверждают, что другой ее чемодан сегодня подвезли и он уже в номере. В ее номере.
- Пойдем перекусим в баре? – она форменно толкает меня в помещение, именуемое Quarter Bar, а я в полной прострации даю себя вести, полагая, что рано или поздно она мне все разъяснит.
Оказывается, что до обеда надо еще немножко подождать, поэтому Тина: - Then we’ll go for two Poet’s dreams for aperitif, thank you. Тогда нам, пожалуйста, две «Мечты поэта» на аперитив. Спасибо, - заказывает нам по коктейлю. А у нее американ инглиш, думаю.
- А... Тина...
Решаю, что этого вокруг-да-около с отелями да аперитивами с меня достаточно и надо узнать теперь, что к чему.
- Я уезжаю в Штаты, – перебивает она, прежде чем я успеваю закончить вопрос. – Делать мастера оф сайнс по клинической психологии. Пыталась сказать тебе, пока мы стояли на мосту, но ты... не расслышал.
Только тогда пыталась или раньше? А я постоянно «не слышал», потому что думал о чем-то левом? Да и какая разница, когда она пыталась мне об этом сказать, думаю. До меня доходит, что ехать туда она решила уже давно, но не посвящала меня в свои планы. И что, теперь – вот так вот? В отеле?.. Не ставлю ее спиной к стенке этим вопросом, хрен ее поставишь, а думаю эту мысль скорее сам с собой наедине.
Да ведь она меня читает все равно:
- Андреас, а можно узнать, ты и всерьез думал, что сможешь так продолжать и что из этого даже что-то может получиться?
Да, жутко это, когда ты открытая книга. С другой стороны, удобно, если всем все ясно и не надо мусолить детали и уточнять. Можно просто сказать мне вот так, мягко, без наезда, что, мол, я же сам знаю, что запорол, просто удивительно, зачем вообще все это начал...
Она права. И если чья-то правота способна вызвать во мне раздражение, то теперь оно лезет через край. Меня раздражает ее правота, потому что это значит, что неправ я. Она сама мне безразлична, понимаю вдруг. Мне было с ней удобно, только удобно и все. Иногда отношения строятся на удобстве и вживаются в него. Я был готов, уже настроился на это вживание, на эту жизнь. Только она не захотела. И получается, не захотела потому, что я облажался. Я не дотянул до ее планки – чем? Да, наверное, своим психологическим багажом, как это ни странно. И даже сейчас, когда ее возможно злит все это, злю я – как долго я уже ее злю? – она не теряет самообладания. И от этого я кажусь себе очень тупым, жалким и подлым. А когда мне кто-то пеняет, справедливо пеняет – не знал, что это способно привести меня в такое бешенство.
Я никогда особо не блистал в школе, учился более или менее. Возможно, поздно перешел в гимназию, возможно, просто середнячок был ученик. Однако в высшей ступени у меня уже начали вырабатываться кое-какие амбиции по поводу того, куда я буду поступать, поэтому я приучил себя тянуть предметы. Однажды мне очень нужна была хорошая оценка по какому-то предмету, но мне ее не поставили, а поставили восемь баллов, то есть, «три» - а «три» – оно и здесь «три». Кажется, написал я невероятной степени бред. Кажется, предмет был идиотский типа, история или что-то тому подобное, где оценки – вещь субъективная. И я возник впервые в жизни. Однако учитель был непреклонен, более того, мне в первый и последний в жизни раз нетерпеливо и крайне неприязненно дали понять, что то, что я написал – пурга, и я достал одной уже своей тупой попыткой доказать обратное. И я четко въехал тогда, что, будь я, к примеру, младше, учитель нашел бы в себе силы говорить со мной более снисходительно, щадить мои чувства и мое какое-никакое, но самолюбие. Но поскольку я был уже довольно взрослым занудой, вдобавок не очень умным, он дал тогда волю своей запаре.
И мне вспоминается тот случай, когда вижу и слышу сейчас Тину, разочарованную, нетерпеливую. Неприязненную. А мне неприятно говорить с ней. Мне неприятна она, думаю. Все это время она пряталась за своей улыбкой, а сними она ее хоть раз и покажись мне хоть разок такой, какая она сейчас – умная, недоумевающая, разочарованная мной, раздраженная тем, что потратила на меня, столь неидеального, драгоценное свое время – понял бы это гораздо раньше. Я разочаровал ее в ее стремлении к совершенству. Разочаровал своим собственным несовершенством, своим эмоциональным багажом и нежеланием им с ней делиться. Психической своей нестабильностью, думаю.