А ведь сам себя считал стабильным, по крайней мере, стабильнее некоторых, и... ну... не тупым. Что, точно так же бесит, когда тебя из отличников вдруг суют в круглые двоечники, а тебе непривычно да ой, как обидно? Не знаю, никогда не был отличником, говорю же.
Что еще выходит? Выходит, я люблю себя. А ее предъявы говорят мне, что любить мне себя не за что. Но я упорно, отчаянно цепляюсь за себя – как, мол, не за что, и от того злость моя на нее сильнее только. Но я не выпускаю эту злость, держу ее в себе, ведь... дело уже прошлое. Ведь это получается, и я потратил на нее время. К чему сотрясать воздух, думаю.
Нет, во время этого нашего разговора – заключительного ведь? – мы вообще ни разу не повышаемся. Кажется, я вообще ни разу не слышал, как звучит ее голос, когда она его повышает.
- Тина, - спрашиваю зачарованно, - а... какой средний балл был у тебя в аби?
- Что?.. – с тайным удовлетворением отмечаю, что вырубил ее этим вопросом, столь неожиданным. Под конец удалось-таки вывести ее из равновесия: - Один и два.
Отличница. Удовлетворенно киваю, мол, ничего другого я и не ожидал.
Сколько времени требуется, чтобы сделать коктейль? Два коктейля, но одинаковых? Не в курсе, сам их никогда не делал, если по-настоящему. По крайней мере, нам их теперь несут, а у нас уже – что, все произошло так быстро?
Золотисто-коричневая «Мечта поэта», которую мы пьем из широких «купов» для шампанского, оказывется тем самым коктейлем, который Тина делала для меня на Новый год. Надо же, да она что, сентиментальна все-таки? Вкусно. Пью и припоминаю его горьковато-травяной, медовый привкус, в котором вопреки названию никаких эксцессов, ничего лишнего. Стильно и приятно. Понятия не имею, что в него идет. Интересно, откуда она тогда, в новогоднюю ночь достала у меня ингредиенты? Наверное, просто взяла то, что оказалось под рукой, думаю.
Так как долго ее все это бесило? Бесил я? А что, может вся эта байда с мастером оф сайнс – так, повод, чтобы свалить от меня подальше? Уверен, его с тем же успехом можно сделать и у нас, да в нашем универе прямо, а Штаты – да, в плане психологии престижно, продвинуто и прогрессивно, да дорого, наверное? Но у ее родителей, есть деньги. А когда она начнет работать по-настоящему, они и у нее тоже будут. Я когда-нибудь интересовался ее работой? Нет, вряд ли из-за меня, думаю.
Стоит ли говорить, что расстаемся мы друзьями, вернее, не расстаемся вообще. Никто не произносит слова «расставание», мы просто разъезжаемся в разные стороны. Строго говоря, мы никогда и не были вместе.
В скором времени я забываю о ней, забываю напрочь – настолько мощно обрушивается на меня опять моя... болезнь. А как надеялся выкарабкаться. Да что там – «надеялся» - уверен был, что уже. Но Тина мне дала понять, что мне рядом с ней не место и предоставила самому благополучно разгребать свое дерьмо. И вот я замечаю, как вязну в нем опять, что по уши уже в нем завяз.
***
Завяз, по ходу. Мне бы в себя прийти, однажды ведь неплохо получилось в этом городе. Спортом бы опять усиленно заняться. Отвлечься бы на что-нибудь, может тогда опять станет хорошо?
Но мне не до этого сейчас. Совсем уже скоро клоузинг, и с понедельика я из квартиры переселяюсь в Ларк. Найтингейл, тот, что с другой стороны Гайд-парка. Вопреки «жаворонку» и «соловью» в названии, это – не Шекспир. Просто – хохма - у праотцов этого отеля такие фамилии были – одного звали Ларк, а другого Найтингейл.
Хоть и пять звезд, но это тебе все же не их ларк.найтингейловский филиал на Темзе с видами на Вестминстер и Биг Бен. «Геркулесы» не зарываются, времена не те. Зато в Гайд-парковском филиале – большой конференц-центр, где и ошиваемся теперь.
Мой номер по категории, кажется, называется Executive или как-то еще. В общем, бизнес-номер, но мне и так харэ. На столике плавают в воде живые розочки, розовые, кругленькие такие, наверняка английские – уверен, такие же будут и в комнате у Вольфинга, когда он прикатит ближе к закрытию, и у кого-нибудь из «геркулесов». Так что тут все равны.