- Нет.
- Я тоже впервые. Решил воспользоваться случаем. Даже семинар у себя отменил.
Да ну. По его меркам – это ж как уклонение от служебных обязанностей. Видать, хорошо его Оксанка торкнула.
Но я не говорю ничего. Жду. Он просек, наверное, что opposing party, противоположная сторона сама разговаривать с ним не будет и дело ему придется иметь с юрисконсультом. Со мной, то есть.
- Эльтер вроде тоже подумывает о хабилитации.
Так, еще одно бесполезное замечание ни о чем. Третье по счету. И подряд. Не узнаю его. Это раньше он мыслями не разбазаривался, потому что каждая секунда его времени должна была приносить кэш. И послушать его всегда было не бесполезно. А теперь... бледный он какой-то без проектов своих. И тормознутый, кажется.
Мне наскучил этот зануда. Я уже готовлюсь либо спасать беседу каким-нибудь умным наблюдением относительно перемен, грядущих в лице закона Мовенпика, либо тупо свалить от него. А что с ним будешь делать, если он наехать хочет, но, судя по всему, не решается. Пусть предъявляет письменно, что ли. Не вовремя, правда, малёк, бабла подзаработать не успел. Но – фигня, раскрутимся как-нибудь.
Я, короче, к жене хочу. Но он просыпается:
- Ты сейчас... чем занимаешься?
- Финансовым правом.
- Где?
- Хорн.
- Бутик?
- Ага.
Он кивает сопереживающе и несколько нерешительно, барабаня по стойке пальцами. Потом опрокидывает остатки куантро и берет себе еще. Давай, мужик. Рожай. Я тебе помогать не собираюсь.
- Нравится?
- Пока не понял. Но скорее хорошо, чем плохо.
Я тоже допиваю свой куантро. И тут на дне опорожненного стаканчика внезапно узреваю откровение: это он не из-за Оксанки. Он ни о чем не подозревает. Просто виноватым себя чувствует передо мной, что ли. Сгладить хочет, чтоб без косяков. Вот хохмы.
Разговора в этом духе мне тоже не хочется, но, сделав это открытие, я малость расслабляюсь:
- Кажется, бутик – вполне неплохо после детсада у «больших», если хочешь самостоятельной жизни понюхать. За полцены.
Он смеется и кивает.
- Заодно и кругозор расширить, - продолжаю невозмутимо, а сам не могу не улыбнуться, - хоть, казалось бы, был он у тебя шире некуда.
- К научной и преподавательской деятельности все это тоже применимо.
- Да вообще – к любого рода деятельности. Вне фирмы.
При этих моих словах Айке Вольфинг делает нечто, что вижу и слышу у него впервые: раскатисто хохочет. А я, поняв, что Оксанке ничего не грозит, и он тут тупо отдыхает, чувствую прилив веселой оборзелости и тоже тарю следующий куантро. И еще на меня находит сознание и ощущение того, что мы с этим сиятельным занудой «в одной лодке»: фирма для нас обоих уже в прошлом, хотя до недавних пор отнимала львиную долю нашего времени, а значит, жизни. И неважно, что он в промежутке успел поменять шило на мыло.
- И как тебе твоя деятельность вне фирмы? – спрашиваю у него.
- Пока не понял, - парирует он. – Но скорее хорошо, чем плохо.
- А что, собственно, стряслось? – справляюсь невозмутимо.
Оборзел, говорю же.
- Да так… По всей видимости, должен был наступить брейкинг пойнт… переломный момент – он и наступил. Это если ин э натшелл… вкратце.
Интересно то, что он, похоже, сам верит в сказанное. Интересно также, когда он почувствовал этот самый переломный момент. Когда глотал что-то – что, кстати? – на берговской кухне, а Оксанка наблюдала за ним тайком?
- В декабре было, - вспоминает он. – Обычный день… несколько дедлайнов… я – только из аэропорта. Кофейку себе хотел… и тут что-то как кольнет… как-то сразу понял, что хватит, кажется.
Про то, как его взяли за задницу Интерсепторы, он деликатно молчит – или правда думает, что его тогда не это шарахнуло. Черт с ним, может, правда не это.
Сдержанно киваю, отпивая куантро, понимаю, мол. А сам думаю, что вот в кои-то веки обладаю информацией, которой не обладает он. Только кайфа от этого не испытываю никакого.
Он мне неинтересен, но и не раздражает больше. Я забил на него, ни в чем его не виню, да и все менее склонен рассматривать свой уход из Гринхиллз, как трагический для своей карьеры. Даю ему теперь рассказать о его публикациях, которых он уже успел настрочить с полдюжины (я за это время написал одну, но он даже и ее читал). О том, что не может с точностью объяснить, когда и как понял, что «дальше так нельзя». В этих его излияниях проскакивает прежний Вольфинг – стоило ему кирнуть, он начинал затекстовывать тебя трепом про сделки, бабло и клиентов, потому что больше рассказать ему было не о чем. Приходилось слушать, шеф же. Сейчас я слушать его не обязан, просто не спеша допиваю свой дринк. Он не мешает мне в этом, вот и даю проехаться по ушам.