Я предвкушал уже. «Большую книгу о беременности» прочел два раза от корки до корки. Она не дочитала и до половины – зачем, если я читал?
Чем ближе срок, тем сильнее у нее мандраж и тем меньше ей, кажется, вообще хочется рожать и хочется... всего этого.
А по мне, так скорей бы уже. Я в курсе, что это не мне мучиться, но ей же потом будет легче, когда освободится от всего. Да, родится сына, и позабудется сразу ее депресняк, и начнется один сплошной, нескончаемый праздник. Вот и жду его, праздника.
- Ребенок точно знает, когда ему рождаться, а когда – нет, - поет нам тетка-акушерка, которая проводит с нами подготовительные курсы. – К примеру, была у меня одна пациентка, муж – гражданский летчик. Все ничего, но вот незадолго до срока отправляют его в рейс куда-то на край света. Она ждет, ждет, у нее уже срок, а отец задерживается на день, на два... Потом он прилетает наконец – тут только и роды.
Согласен, драматично, но само по себе еще ничего не доказывает. Наверное, любимая ее история, и рассказывает она ее на каждом курсе. Уверен, особенно легчает будущим мамочкам-женам гражданских летчиков. Только дети их будущие об этом не знают, у них свои планы.
Потом мы, мужики, то есть, сидя каждый на своем семейном мате, массируем каждый свою жену-подругу в тех местах, которые показывают нам. А нам долго и нудно втирают, почему не стоит торопиться гнать в клинику, чуть только пойдут схватки, а нужно ехать, только если каждые пять-десять минут. С сожалением узнаю, что делать массаж промежности нам на нашем месяце еще рано, но радостно-многообещающе киваю Оксанке: жди, мол, наступит время и до этого доберемся.
Местные акушерки настроены против перидуральной анестезии и кесарева, если при соответствующем состоянии роженицы этого как-то можно избежать. Наша книжка тоже настроена подобным образом и Оксанка вместе с ней, хоть и не читала ее толком. Она вбила себе в голову, что надо стремиться к естественным родам во что бы то ни стало, мол, воздействие анестезических вмешательств на ребенка не исследовано до конца, но однозначно – ничего хорошего в них быть не может. И вообще – сама должна справиться.
Нам восторженно рассказывают о том, что решение медперсонала униклиники, ставить ПДА или нет, не обсуждаются. Мол, это ж только лучше, если все естественным путем. А то недавно приехала одна мамочка к ним рожать и с порога кричит: «Ставьте!!!!!!» - а ей поздно уже, ребенок вот-вот родится.
- Так что, не ставите, если поздно? – смеется одна из будущих мамаш, а другая рядом с ней белеет на глазах.
- Только если роженица – адвокат, - рубит акушерка. - Или жена адвоката. Есть тут у нас адвокаты?
Это ж надо. Скромно молчу, не высовываюсь. Оксанка кусает губы, подавляя усмешку, а я продолжаю усердно массировать. Насчет ПДА им виднее, я в курсе. Но буду держать под контролем, когда придет время.
В обед мы идем на речку. Здесь совсем недалеко до Кранахского мостика.
День сегодня пасмурный. То ли поэтому, то ли Виланд соврал, и им реально некуда девать бабло, даром, что кризис – у Блю Боут на той стороне уже в обед горит подсветка и окутывает нас мягким синим светом, совсем, как два с половиной года назад. Над Блю Боут, как предметом моих поползновений, особо не задумываюсь. Кажется, в их Employee Referral Program я попал в ящичек под названием «игнор». Ну и ладно.
Пробуем целоваться на мостике, но быстро бросаем это гиблое дело – холодина на нем сейчас, февраль, как-никак. У нас тут тоже крещенские морозы бывают.
- Чего смеешься? – бормочет она мне прямо в губы, кутаясь в мои объятья, как в одеяло.
- Да вот подумал: а круто все-таки, что у сыны днюха будет в мае, а не в феврале.
Она тоже улыбается: - Да, здорово, - и в синем блю-боутовском ореоле на хмуром фоне реки ее личико вспыхивает мечтательной лампочкой.
- А еще радуюсь, - продолжаю я. - Все-таки, не все тебя в этом твоем состоянии напрягает. Представляешь, как будем втроем, а?
- Абсолютно не представляю. Мне вообще иногда кажется, что все это – сон. А что там, во мне – новый человек, наш ребенок, я еще не поняла как-то.
- Странная, - беру ее лицо в руки и долго целую, ощущая потребность поднять ее на руки и положить куда-нибудь, где можно будет потом ее раздеть и заняться с ней любовью. Но сейчас негде.