- Может быть, в этом смысл жизни?
- Ну, может, в этом, может, не в этом. Но перемены приходят, не спрашивая, как неопровержимый факт. И никуда от них не деться. Приспосабливаться надо.
Тут Оксанка легонечко дергается на месте и поглаживает животик – сыне, мол, все хорошо. А я, уже привыкший к подобным ее телодвижениям, подключаюсь к этой ласке и, склонившись, спрашиваю: - Проснулся, сынок?
- Родители достали занудными разговорами, - улыбается она.
- Да, как это мы до смысла жизни добрались? – а потом опять наклоняюсь к животику и говорю так, чтоб он слышал: - Вот он, смысл.
- Да. Я вот думаю – а если запорешь?
- В смысле?
- В смысле – это ведь твой ребенок, ответственность какая.
- Нас же как-то вырастили. Справимся.
«Некоторые люди не знают, зачем заводят детей». Да, как-то так. Но – нет, это к нам не относится. Мы любим друг друга, вот и хотели детей, семью хотели.
- Знаешь, а еще я боюсь...
- Чего?
Держу ее руки в своих. Они у нее вечно мерзнут, хотя теперь ей, беременной, гораздо теплее, чем обычно бывало зимой.
- Что не смогу держать себя в руках. Когда будет больно.
- Ну, учат же, как правильно... ну, там... дышать и все такое. Говорят же, тогда легче проходит.
- Все равно. Я ж слабак.
- Ничего. Не держи. Кто тебе что скажет.
Она прищуривает на меня один глаз, качает головой, не верит.
Смеюсь: – Чего, думаешь, я буду напрягать? Я ж наоборот ради твоей поддержки там буду. Ну, хочешь, не буду?
- Нет, что ты, - пугается она. – Тогда еще хуже.
- Вот и я думаю.
- А ты сам, что – не хочешь?
- Не знаю. Не горю желанием.
- Эх ты! – смеется укоризненно. Потом ежится и говорит: - А вообще, я понятия не имею, что меня там ждет.
- Оксан, что бы тебя там ни ждало – все будет хорошо. Отвечаю.
- Ни за что ты не отвечаешь, - улыбается она. – Но приятно, что пытаешься взять на себя ответственность.
А я целую ее теплые губы, шепчу в них, что «все будет хорошо... точно... стопудово», и мы идем долавливать кайф от получения информации о родах. О том, когда выделяется простагландин, а когда окситоцин. О том, как это бывает у других.
***
- Не утомилась, рыбка моя, м-м-м? – улучаю моментик, когда она доплывает до края бассейна и передыхает после получасовых дорожек брассом – с подныриванием на выдох, выныриванием на вдох, как положено. Целую ее в мокрые губки, из которых она под водой выпускала пузырящиеся траншейки.
Вместе с ней теперь сюда хожу. Тут каждый из нас свое тренирует, то есть, я – просто так. Конкретных планов, связанных с плаванием, у меня на данный момент нет. Хотел в этом году опять на Пфаффингер, а там плавать не надо. Может успею, если сына не решит раньше срока родиться.
- Да нет. Можно еще, - она в трансе. Нашла свой темп, вот и мочила без передыху. Знаю я, как это происходит. И девочка моя... мамочка наша в это втянулась. Ей двигаться в воде невероятно легко, совсем не так, как пеше. А сыне вообще кайф – он как в подлодке там.
- «Можно еще», - передразниваю ее, смеясь, затем произношу в резолютивной форме, положив под водой руку ей на животик: - Хорош, пошли. А то тебе есть уже охота.
- Ла-а-адно, - и мы вылезаем из воды, каждый - своим путем.
У меня в бассейне теперь еще один свой, персональный вид спорта: угорать над неизменной реакцией других посетителей, когда Оксанка-крутая-пловчиха-держите-меня-а-то-щас- Атлантик-переплыву в своей резиновой шапке и очках вылезает из бассейна, и вместе с ней на всеобщее обозрение выныривает ее аквариум-пузень. А когда он под водой и не понять, что она не одна там плавает.
Усаживаю ее ужинать одну, потому что у самого еще планы, и она вздыхает, жуя, однако, с наслаждением:
- Ну, чего там у тебя? – смеюсь. - Тяжело было?
- Не-а. Просто в душевой одна спросила, мол, двойню, что ли жду. Чего живот такой большой. И недавно на эскалаторе в метро одна бабулька – тоже.
- Сколько раз говорил – не фиг разговаривать с посторонними. И на метро ездить.
- Я серьезно.
- Я тоже. Расслабься.
И внушаю ей еще, как могу, что все зашибись. Что это ведь здорово – у сыны такая крутая квартира там, у нее внутри, а у нее все со здоровьем супер. Или почти супер. Но мы ж стараемся, следим. И еще про то, как нам будет весело втроем.
- Вот родим тебе такого крикуна...
Люблю так говорить, будто рожать нам с ней на пару.
- Заиньку...
-...и он войдет в нашу жизнь, Оксан. И это будет часть нашей жизни. И от этого не деться уже никуда.
- И зачем ты сейчас мне это говоришь? – она вдруг ощетинивается. – От этого не деться было уже тогда, в начале. Когда узнала. Я и не собираюсь деваться.