- Мне тогда много-то не надо было, девочке-школьнице. А тут – такой трах… Улетела...
И врет даже. Где тормоза…
– Потом с неделю ходить не могла, с непривычки-то. Но и думать ни о чем другом тоже не могла больше. Тогда и подсадил меня на это самое.
Делает многозначительную паузу, во время которой никто не решается ничего произнести, настолько все в шоковом состоянии. Им стыдно слушать эти тупые, пошлые грубости, давно провалившиеся ниже любого пояса. Так что ей остается по полной рулить разговором. Что она и делает, запихивая в рот еще какую-то хрень:
- Да, с тех пор подсели друг на друга. Нет, я потом думала – а он ли мне нужен. Знаете же, как бывает... Но теперь знаю: нет. Другого такого… мощного… не найти мне… шансов – ноль. И еще в чем прикол, девчонки – его кроме меня бабы-то другие не интересуют! Вообще! Да, вроде было у него там что-то… с кем-то… по мелочи… так он мне говорил, что в процессе все равно меня видел. У нас с ним секретов нет друг от друга. Нет, любовь, туда-сюда, это, конечно, тоже.
Сучка. Вот сучка.
- Но если классный трах… если подсесть на это, так потом же больше не слезешь… Вот я и не слезаю… в прямом и переносном… - со смехом осушает бокал, шумно выдыхает, будто киряет в натуре. А пьяная же уже. Невменяемая. – И чего только не было с ним, чего только не было…
Так, интересно. Чего не было со мной? И что было? Давай, бомби. Неужели все сокровенное по ушам разбазаришь? Дура ты.
- Однажды в обморок хлопнулась… после оргазма – прикиньте? Он же, поросенок… ну, да ладно. Зачем вас смущать. А что плачу от кайфа – в процессе, после – так это на повестке дня постоянно…
О-о-о, бл…ть. Что, прибить ее сейчас, чтоб потом с ней не мучиться?
- Да нет, зачем мне другой? - рассуждает, пожимая плечами, взмахивая мини-моццареллой на шпажечке. - Не-е-ет, мне мужик нужен, - говорит спокойно, доброжелательно, повернув голову к Джесси. – А что мужик, - зевает, – так для меня это не в деньгах проявляется, не в том, на какой тачке ездит или где работает.
Мне не видно Оксанкиного лица, но готов поспорить, что на лице ее бл…дском сейчас самая что ни на есть масочная маска. А вот на Джесси – на той вообще лица нет. И мне ее почти жаль.
- Все. Мне пора, - типа, подрывается идти, очищая шпажечку, вытирая салфеткой рот. - Дома муж ждет. Голодный.
Почувствовав у себя на том месте, где когда-то была талия, мою руку, что потом скользит к животику и гладит его, оборачивается резво-радостно:
- О, любимый, это ты? Не выдержал, приехал забрать меня? – подмигивает им, стервоза. А плевать, они все равно окаменели от ужаса. – Ну, поехали-пойдем… Девчонки, по-ка! Хорошо потусоваться…
Во мне клокочет все, так сильно я на нее злюсь и так же сильно я хочу ее. Хочу разорвать ее собой на части… Но ведь нельзя… В ней – наш ребенок… А вдруг сделаю ей больно. Я должен любить ее нежно, хоть у меня сейчас все бурлит… Ни за что. Ни за что не заставишь меня устроить тебе сцену здесь, у всех на глазах. Коротко киваю Джесси, мол, я – танк, поняла, я – сама невозмутимость. А покерфейс – это с меня вообще пишут. Оксанке – так, для людей:
- Да, пойдем. А то я запарковался не очень, - а сам уже подталкиваю ее вон.
Когда мы вне зоны слышимости для них ждем лифта, легонечко запускаю руку ей в волосы, типа, по головке глажу, ласково прижимая к себе, тихо-нежненько урчу-шепчу ей на ушко:
- Ты… что… творишь… с-с-с-с-сучка… Ты… как… себя… ведешь… д-дрянь... - а потом, чтобы она не сомневалась на мой счет: - Сожру. Не посмотрю, что беременная, - сжимаю ее задницу, в то время как она с веселой, обезумевшей полу-ухмылкой смотрит на меня и слегка скалит зубки.
Потом она очень нежно проводит пальчиком по моему лицу, а я легонечко целую ее пальчик. Краем глаза вижу, что за этим издали наблюдают Джесси и Изабель. Плохо видно выражение их лиц, и я тут же забываю об их существовании.
Когда мы вместе с другими входим в лифт, она нежно касается губками моих губ и шепчет в них:
- У… бью… те… бя… дер… жись…
Облизать ее хочу. Всю. А потом съесть.
А она наблюдает за мной внимательно и так же весело. Да это ж маска, вопит все во мне… А под ней – буря… Мы все еще здесь, кругом люди, она не может… Но когда мы приедем домой, меня ждет тропическая буря…
По дороге она не делает мне минет, как тогда. Ей мешает живот. Она сидит и смотрит прямо перед собой, отражаясь в лобовом стекле, и на лице ее все тот же веселый, обезумевший осклаб… Пустые, застывшие, сумасшедшие глаза, как у свихнувшейся куклы.