Я уже брал ее нежно, уложив на спинку, терся лицом о ее лицо, дыша своим открытым ртом ей в рот, пока мои руки гладили ее, словно котеночка, а наши губы так, без языка, танцевали друг с другом пьяный танец. – Вот тебе девочка... – стонал я в нее, кончая. – Вот тебе... Лови...
- Да-а-а... Господи, да-а-а...
- Люблю...
- Боже мой, да-а-а...
- Еще детей от тебя хочу... еще детей рожай мне...
И под конец я почти рыдал с ней в унисон, так перелились в меня ее экстазы. Старею.
А, да. На следующий день все же не обошлось без хохм. Квартира у нас маленькая, а теще, когда выбирается к нам, после их габаритов сложно к такому привыкнуть. Поэтому откуда ей было знать, что я услышу из прихожей, где разувался после утреннего похода «за булочками», как она в подавленном отчаянии «вполголоса» вопрошала мою жену:
- Заинька! Андрей тебя что... БЬЕТ?!!
Вероятно, теща увидела синяк где-нибудь у Оксанки на руке или – да мало ли, в каких местах я там с ней отрывался накануне. Да в самом деле, не на жопе же. Отжигали мы ночью в рамках, не переходя на крик или громкий стон, так что словесного содержания нашей «битвы» теща, судя по всему, не услышала. М-да. Видела б она мою задницу. И спину. И шею тоже – там вообще палево, всем видно, а про губы вообще молчу. Она просто тогда, тем утром меня еще не видела, заметить не успела.
В ответ послышались Оксанкины пояснения, перемежавшиеся хихиканьем, и вскоре тещино укоризненное:
- Оксана!!! Ну вы как дети малые...
Уж и не знаю, насколько подробно моя жена посвятила свою мать в детали наших игрищ.
И тогда я: - Здрассте! Пошли завтракать! Я булочки принес. Свеженькие, – с облегчением подал голос из прихожки, потому что шифроваться уже отпала надобность, а малой: - Папа! ПАПА!!! – М-м-м... сына, здоров... дай пять... – приковылял ко мне, радостно пришлепывая по полу босыми ножками.
Вот – вспомнил, пока жевал ее японский омлет.
Сына радуется на стульчике, дрыгая ручками. Открывает-таки ротик, в который она сразу засовывает что-то в ложечке, похожее на кашу с молоком.
- Пшенная, - поясняет. – Так-так, глупая, ревнивая... Как живешь вообще со мной?
- Живу как-то. Ты ж еще и прикольная. Стонала как этой ночью... – шепчу уже потише.
- Ниче не стонала, - протестует она так же тихонько. Потом (опасливо): – А че, слышно было?
- Мне – было. Он слышал.
- Чего лыбишься?
- Просто радуюсь, что моей девочке после больше не больно, - нежно поглаживаю ее.
- Не больно. Совсем-совсем не больно, - она игриво потягивается. - Оказывается, я ничего не знала о сексе… Надо было раньше рожать.
- Бесстыжая... Это я ничего не знал о твоих оргазмах. И хочунчиках. И как напористо ты домогаться можешь… Одежду с мужа срывать… А муж спать хотел, между прочим... А ты начхала и села на него... И – как мочалку его... Ух, хулиганка…
- Бедный, домогались его... А ты этой ночью... Андрюх, ты в курсе, что даже в начале нашего знакомства таким нежным не был?
- Да-да, было дело, припоминаю, - выдаю небрежно, - аж поплавилась там вся... Теперь точно девочка получится.
Тогда-то, после корпоратива и решили второго завести. Вернее, я решил. А мои решения – они ж не обсуждаются. Получилось ли той бешеной кошачьей ночью? Непонятно пока. Но мы с ней усердны очень.
И я вычитал, что для того, чтобы получилась девочка, нужно делать все очень медленно, с чувством. Девочки – это тонкая работа.
Она смотрит на меня с нескрываемой нежностью, но и с нескрываемой насмешкой, размешивая в вазочке крем из авокадо, сует в рот малому, пока он не успел увидеть цвет и решительно отказаться. Пробует сама и, тихонько кивая, ставит на стол, а я хватаю ее за руку и целую.
- Давай-давай, думай, - она норовит увернуться. - Что там у вас?
- Да ничего. Утрясется.
Она улыбается лукаво. Мне - с притворным вздохом:
- Эх, Андрюха, Андрюха...
- Да ладно, подумаешь. Всего лишь работа.
- Значит, не так страшно все?
- Да нет, конечно. Вон... в кругосветное уйдем.
- Эй, меня, между прочим, так просто с работы не отпустят, как некоторых. Я – ценный кадр.
- Да, знаю, знаю. Ты – кадр, - целую ее в затылок. – Такой специалист у меня, я б на их месте держал тебя руками и ногами.
- Ой. Это ты обо мне сейчас? Неужели научился уважать мою работу?
- Твою работу, свою работу. Насколько вообще можно уважать работу.
- Отчего же – труд облагораживает.