Мое дерганье ее, видать, разбудило:
- Блин, Андрюха, ты че... – слышу ее сонное бормотание. – Приснилось чего?
- Нет, - с еще большим удовольствием глажу ее везде под покрывалом. Я, кажется, выспался и у меня, кажется, стояк. – Просто испугался, что ты свалила от меня. Или мне все это приснилось.
- «Все это»? Вряд ли в один сон уместится. Или они тебе сериалами снятся...
Она дергается, когда легонечко ее щекочу. Тоже своего рода издевательство, а я же люблю до нее докопаться, послушать ее песенки, ее нежные стоны.
Обнаруживаю перед ней уже вполне конкретные планы, но пока только глажусь о нее:
- Если б ты только знала, что мне снится...
Надо как-нибудь рассказать ей. Хотя бы часть.
Потом мы с ней под мое мычание, ее песенки, стоны и хихиканье безобразничаем под одеялом – сто лет уже так не делали – но в кромешной темноте. Мне кажется, темнота еще как-то по-особому действует на нее и делает ее еще чувственней, если такое вообще возможно.
- Слушай, а сколько сейчас? - спрашивает она после, мирно лежа в моих слегка успокоившихся объятиях.
- Понятия не имею... – встаю, натыкаясь на что-то во мраке, на ощупь нахожу брошенную в прихожке карточку и включаю свет.
- Ух ты, Андрюш, это чего такое, - слышу ее восхищенный возглас.
Ребеночек мой. И восхищается по-детски.
Это она про слайд-шоу, на котором как раз видно красивую кленовую аллейку с цветущими клумбами по бокам, а временный фонтанчик, бьющий на заднем плане из серпентайнского озера, обруливает синенький катамаран. Видать, если ночью вебкамеру отключают, то гоняют запись, показывают день.
- Нравится?
- Да, красота какая. И колесо обозрения вдали... Точно, оно ж там сейчас... И горки...
До меня доходит, что она отчетливо видит все детали, видит, хоть на ней нет линз, а очков за эти дни я подавно нигде видал. Да мне и не до этого как-то было, чтоб над этим задумываться.
- Давно сделала? – спрашиваю, глядя на нее пристально.
- Весной.
Не в униклинике, понятно.
- И как?
- Ниче. В смысле, хорошо. Ты был прав, совсем другая жизнь теперь. Только глаза сохнут, но это и раньше было. Спасибо, что тогда надоумил.
- Понятно. Пожалуйста.
- Знаешь, десять лет гарантии дали.
- А потом?
- А потом – увидим.
Вот так вот. Сделала все сама, на свои средства. В этой шараге, которая считает нужным давать гарантию на десять лет. А потом – увидим.
Меня не было рядом, но она и так справилась. Мне грустно, что все так получилось. А она зачарованно наблюдает за роликом на стене.
- У тебя в номере не было?
- Не-а. У меня эконом-вариант, - смеется она. – Повезло, что ты подобрал.
Вроде она ничего такого не сказала, но мы после этих ее слов как-то смолкаем и не решаемся ничего говорить. Выбросил когда-то, а теперь раздумал и снова подобрал.
Она глядит на меня с робкой полуулыбкой. Я молча ложусь с ней рядом и глажу ее, а она трется о мои ладони, устраивается в них.
Мои сотки сели, но на часах половина первого. Ее животик урчит в моих руках, и я понимаю, что моя девочка голодна, как маленький, сердитый волчонок. Мы совершенно забыли про еду с тех пор, как увидели друг друга вчера в конфи... блин... то было в другой жизни... и с тех пор столько всего было... а мне даже некуда сунуться и нечем накормить ее теперь.
- Добрый вечер, м-р Эккстин. Чем могу помочь?
- Добрый вечер. Пожалуйста, могу я заказать пиццу... любую... спешэл... со всеми делами... побольше размером и... салат «Капри»... и... – смотрю на ее вспыхнувшие глазки и зардевшиеся щечки, – ...и еще один... с морепродуктами... и... тебе чаю? - спрашиваю у нее, все также ее поглаживая, - тогда из мини-бара можно... и... (консьержу) - тирамизу или чего-нибудь сладкого к чаю.
- Конечно, сэр.
- Еще вчера в коференц-зале «Тауэр Бридж» остался ноутбук... два ноутбука... и кейс такой... на колесиках... и... – у тебя там больше ничего не оставалось? – она качает головой.