- Что – опять музыку слушал? – смеется она.
- Без базара.
- Андрей, отмазы не катят. Ты совершенно правильно заметил, что мы теперь должны все друг другу рассказывать.
Да, блин, но не могу. Ну не сейчас. Ну какая ей разница, когда она узнает.
- Расскажу. Обязательно. Обещаю, - киваю с максимальной серьезностью, какую только способен изобразить. – А теперь лучше ты расскажи, как полюбила меня. За что.
Да, меняю тему. На все сто восемьдесят. Она обиженно вырывается, но я очень нежно целую ее, смотрю ей в самые глаза самым проникновенным взглядом своих сапфировых, по ее словам, глаз на конопатой роже – лживых, оказывается... А хорошо, что я не верю в преисподнюю.
Прошу ее нежно, тихо, серьезно:
- Расскажи, солнышко... Ну пожалуйста... Мне так хочется услышать... Неужели ты не хочешь рассказать мне о своей любви, а?
Это, понятно, сражает моего котеночка, он тает и начинает рассказывать:
- Ты показался мне таким крутым. Еще тогда. С самого начала. Прикольным. Неужели ты это из-за меня? думала тогда, в общаге. Ко мне приехал? Неужели? Нет, не может быть. Ты смеешься. Кто ж ко мне приедет. Я не могу нравиться. Голова кружилась от надежды, а сама себе говорила – уймись, дура. И проснись. Ты не из тех, к которым ездят. Ты из тех, которым везет, если их просто не замечают, потому что если их заметят, то только для того, чтобы поиздеваться. Ты из тех, которые на любую вечеринку, на любую дискотеку приезжают одни и остаются одни. Ты посмотри на себя и поймешь, может быть, насколько ошибаешься. А не поймешь, так спроси у него напрямик. У него или его друзей. Выложи свое сердце перед ними с глупой, наивной улыбкой, виляя задом, как собачонка. И пусть они пхнут тебя, как собачонок пихают. Пусть плюют в тебя, а он пусть плюнет первым, а ты купайся в его плевках, ощущай их жгучую сладость... Не хочешь? Тогда заткнись, затолкай все подальше и не рыпайся.
- Глупенькая... – стискиваю ее покрепче. Ничего нового мне не поведала, но жалко ее очень.
- У меня так вся юность прошла, Андрюш...
- Я люблю тебя, - целую ее. - Я хочу тебя. Ты – красавица...
- Нет. Да ладно, спасибо, что... ты есть у меня. Это ты теперь расскажи, как полюбил меня.
- Интересная, - смотрю на нее влюбленно. - Умная. Нежная. Мечтательная. Красивая. Заводила меня, как спичкой чиркала. Прикольная. Поговорить с тобой интересно, поржать. Секси. С ножками от ушей. С во-о-от такой жопой, - глажу под пледом все ее прелести. – Но даже, когда ты впервые возбудила меня, как пацаном еще был, Оксанка, я не подумал бы и не мечтал даже, что ты окажешься такой...
- Какой?
Кажется, теперь настал момент розочки. Поднимаю ее, заношу в комнату и несу на кровать, потом приношу розочку. Она смотрит с недоверчивой улыбкой – непохоже на меня? А я провожу розочкой по ее лицу, губам. По шейке спускаюсь вниз и ласкаю сисечки. Блин, как это красиво, эта розочка на них – круче эротического нижнего белья. А она завелась уже, стонет от прикосновения нежных розовых лепестков к ее коже. А розочка наигралась вдоволь с ее нежными маленькими грудками и надразнилась с бутончиками ее пожизненно торчащих сосочков и теперь скользит к животику, а потом – вниз, между ножек, которые моя маленькая лакомка раздвигает, стоит только ей почувствовать там у себя цветок. Глазки она уже давно закрыла, разметалась по кровати и лежит балдеет с раскрасневшимися щечками, розовенькими, как заря или как цветочек, что гуляет по ней. А эта хамоватая, хулиганистая беспредельщица-розочка уже откровенно жжет и трется о ту, другую, ее мокрую розочку. Но куда ей, розочке, до меня.
И я откладываю розочку, а сам погружаю в другую розочку язык, который она радостно приветствует своим: - О-о-о-о...
- Да, вот такой окажешься, - подтверждаю, поглаживая ее, горяченькую, еще дрожащую, некоторое время спустя.
- Когда ты впервые подумала о сексе?
- Лет в тринадцать. Возможно, раньше.
- С кем?
- О боже! Ни с кем.
- С кем? Говори! – тыкаю ее в бочок. - Со мной?
- Нет, с тобой было… слишком стыдно… С… ну, был там певец один такой... из одной группы...
- О господи, боже мой! Да ты это серьезно.