- Да-а-а!!… И мне жутко стыдно!!!
- Да? Меня прет, когда тебе стыдно…
- Ах, гаденыш (она никогда не скажет: гад. Даже «дурак» не скажет. А я ее сколько раз дурой обзывал… И матом крыл. В лицо – тоже. В смысле, не в процессе, это ее заводит, это не в счет. Нет – просто так. Так что яйца оторвать мне, конечно). Заразенок, - а теперь еще и щекочу ее. - Безобразник... Обормот....
- Да, вставляет, когда тебе стыдно. Оксанка, места себе не нахожу. Сразу хочу тебя жестко и сочно трахнуть… Но ты, хулиганка, оборзела же совсем… Тебе, шлюшке, уже ведь ни от чего не бывает стыдно, поэтому… Поэтому сейчас я буду вызывать у своей девочки это чувство стыда, пока от нее не останется ничего, одни стоны… Так, рассказывай, почему он?
- От голоса его перлась.
- И от этого тебе его трахнуть захотелось? Боже. Если б я только знал… - (театрально прокашливаюсь)…
- Не надо!!! – верещит она, зажимая уши.
- Жестокая! Как ты можешь… а вдруг это мой скрытый талант?.. Ладно… Рассказывай дальше! И учти, что я спалю тебя, если будешь врать и очень жестоко накажу!
- Пустые обещания!
- Бесконечный насильственный сквиртинг…
Она рычит уже почти, до того ей стыдно, неудобно и смешно:
- Боже, я на все согласна, только бы это кончилось. Так, ладно. Во-первых не «его трахнуть», а чтобы он меня трахнул. Я ж девочка-то старомодная. Я из тех, кто мечтал о сексе с каким-нибудь дерзким, отважным разбойником… с красавцем-пиратом…
Раскатисто хохочу, аж кишки надрываю…
- Блин, Андрюха, я те щас врежу! Во-вторых – мы занимались этим на корабле. Короче, мы все время ходили в таких балахонах, таких белых недостиранных рубахах, в каких они ходят в кино, в исторических фильмах. И собирали волосы в хвост.
- Бля, у него патлы длинные, что ли, были?
- Да. В общем, была буря… Меня смыло за борт… Унесло, он искал меня… Или его унесло, и я искала его… Я уже не помню…
- Дай угадаю… - рыдаю от смеха, - и вся эта хрень - под их песни…
- Бли-и-и-ин, да! Ну и что! Есть музыка и похуже! Потом мы находим друг друга. Понимаем, что любим. А как только понимаем, сразу хотим заняться любовью.
- Ну канеш! Это ж про тебя!
- Потом мы уходим в каюту, где набрасываемся друг на друга, срываем друг с друга одежду и очень страстно занимаемся любовью. Пока под нами не проламывается кровать.
Катаюсь по полу, меня бьет истерика.
- Ну вот откуда, - задыхаюсь, -… тьфу, не могу… откуда у девчонок в башке вся эта муть…
- Тебе противно будет теперь любить меня.
- Да-а-а-а, гря-а-а-азная, противная моя, - со смехом, имитирующим страстный, похотливый рев, лезу к ней, хватая за руки. Швыряю на кровать, а она отбивается, отчаянно вертя головой. Как и следовало ожидать, меня прет от этого во сто крат сильней, чем если б она не делала ничего. Поэтому в скором времени я уже сладко толкаюсь в нее, приговаривая: - С кем трахалась, а… в тринадцать лет... бесстыжая… М-м-м-м… сладкая… чувственная… горячая… Вот тебе… на… Да, стони еще... маленькая ты дрянь… Сладкая моя… любимая… И не смей сейчас думать об этом поющем патлатом придурке на корабле! Нос откушу!
- А-а-а-а... - (это ей опять стыдно, я аж чувствую, как внутри она съеживается), - а как спалишь?
- Да как – по носу твоему и спалю!
- А как это?
- Да ты его морщишь всегда так смешно, если о чем-то беспредельном думаешь.
***
Незаметно на город спустилась ночь, и мы пьем ее. Опять вылезли на балкон и смотрим на небольшой, почти квадратный Ривьюлет сквер внизу, под нами. Ночью в скверике темно и посредине только угадываются лавочки, расположенные вокруг небольшого памятника Моэму, а сам сквер черным пятном зияет среди окружающих его пустынных мэйферовских улочек. В ночи они скучные, освещенные ночными фонарями да запаркованные наглухо машинами.
- Ночи поначалу были самым трудным, - ни с того ни с сего меня прорывает.
- Да, для меня – тоже, - признается она. – Засыпалось жутко тяжело, а потом... сколько раз я просила, чтобы ты приснился мне, Андрюш – ты не снился никогда. Я не суеверна, но приписывала это тому, как сильно ты на меня злился.
- Да, сильно, - признаюсь. – Так сильно, что больно было. Мешало. Жить мне мешало. Вообще не фурычил. Не функционировал. И не хотелось даже пытаться разобраться в том, что произошло.