Я не соврал, у меня реально охренительная тачка, главное – не попадаться в дороге. Я не попадаюсь, так что мы поспеваем вовремя, успев увязать даже визит к ювелиру – взять Оксанке массивное золото к светло-голубому платью, такое, как я давно хотел, попутно посмотреть и обручальные кольца. А что – чего там выбирать? Простые, золотые. Ей потолще, мне потоньше. Кажется, она со мной солидарна. И, как бы там Тоха ни кочеврежился, но степень радости его при виде нас с Оксанкой вдвоем доходит до одного места.
А мой сволочной рэйнмейкеровский нюх четко подсказывает мне, что «мы» сейчас не только его повергаем в состояние экстаза, но и что мои юбиляры с самого раннего моего детства не бывали так близки к тому, чтобы на радостях простить мне авансом любой мой выкидон. А когда мы с моей голубенькой Оксанкой, у которой по этому случаю алеют щечки, без обиняков объявляем им, что через месяц поженимся, то с матерью происходит нечто, чего я никогда в жизни у нее не видел: она меняется в лице, но перемена явно в радостную сторону. Уверен, в душе она гадает, как мне удалось выбить согласие из девушки, пусть даже эта девушка – Оксанка.
Вот только скоропалительность свадьбы их несколько сбивает с толку. Уверен, они решили, что Оксанка беременна – а и хрен с ним, пусть думают. Месяцем раньше, месяцем позже.
А они уже идут в ногу с событиями – живо начинают грузиться, что вот, мол, не мог я раньше сказать, они б тогда сватов на юбилей позвали, а то теперь вот ведь как неудобно получилось. А что «сваты» еще даже не в курсах о том, что они – сваты, это дело левое.
Еще чем удобно данное стечение обстоятельств – никаких пригласительных не надо, если приглашенные, по крайней мере с моей стороны – вот они, под рукой. Так даже веселее как-то – видеть первую реакцию и слышать, как тебе, растерявшись, задают один и тот же вопрос: «Ой! А че так скоро?» Дело в том, что свадьбы тут у нас, оказывается, планируются за год вперед. И за полгода рассылаются приглашения. Когда впервые слышу обо всем этом от кого-то, только мягко улыбаюсь, а после: - Зай, вот классно, что мы не местные, а? – нежно целую Оксанку, приглашая посмеяться вместе со мной.
Раньше она возможно и залезла бы в бутылку, но сейчас еще тепленькая, возможно, под впечатлением от Лондона, поэтому только мягко улыбается мне, а я ловлю искорки в ее золотящихся глазках. Сейчас она напоминает мне длинноногую незабудку в золотой оправе.
После того, как мы всех пригласили, я, хоть это и верх наглости, соображаю, как бы нам потехничней свалить или хотя бы на время прервать наше участие в празднике. Сейчас мне вдруг безумно хочется увидеть ее голенькой – ну, или оттрахать, не снимая с нее голубого платья.
Позднее мы и правда отчаливаем – осчастливить и ее родителей тоже. Ренатка, конечно, дала страшную клятву, что будет молчать о том, что уже все мои родоки приглашены, пока Оксанкины даже еще ни о чем не в курсе, но кто ее знает...
И вот мы покрываем еще одно расстояние и оказываемся теперь в их доме. Там, где чуть меньше года тому назад было все то, что было. Ее рука в моей руке служит мне чуть ли не опорой, когда она ведет меня в их дом. Хорошо, она заранее им позвонила. Да я и сам понимаю, как все косячно – тогда в их глазах я ее бросил. Поэтому ничего радужного сейчас от встречи с ними я не жду. Твердо говорю себе, что спокоен, счастлив и, если от меня потребуют в чем-то отчета, я его им предоставлю – в умеренных рамках. А так – я, мы все решили. Пусть говорят, что хотят. И – круто, все-таки, что в наше время родительского благословения не надо.
Не знаю, что она им такого говорила, где я был. Ловлю что-то в воздухе. По крайней мере, отец ее сдержан при виде меня. Оксанка ж доча его. Намекни она на нелады – пошел бы морду за нее бить кому угодно. Вернее, совсем прибил бы, на хрен. Кажется, они поначалу обижаются на меня за то, что пропал чуть не на год.
Все же они рады, когда мы ставим их перед предстоящим фактом. Нет, я не прошу торжественно по всем параграфам Оксанкиной руки у дяди Вити, хотя они так старомодны, что ничуть бы этому не удивились.
Накатывают со мной – «...ты за рулем... да по одной же можно... ну – ночевать останетесь...» - вскоре строят планы по поводу нашего жилья – пока деликатно молчу, что на этот счет у меня свои заготовки. Когда после одной следует еще одна и еще одна, я уже уверен, что в будущем меня будут звать «сынок». А это предполагает, что не позднее того дня, как мы поженимся, мне предстоит звать их «папой» и «мамой». Да уж. Ладно, переживу.