Ринулся смотреть Примаверу, на которой мы сегодня, понятно, не поехали:
- Бля, вещь… А дремомент, крутящий момент какой… сколько? Ты че, Андрюха… Давай на Порше-тюнинг ее загоним, они те чип настроят… ваще ох…еешь…
Санек ни звуком не подколол мой выбор – решение жениться - и жениться на Оксанке. Когда бухали, спросил только: - Сказал?
Про Тину, мол. Будь он на моем месте – блин, во-первых, он бы на него не попал, а во-вторых, заранее проверил бы свою нареченную в группе. Так что рассказывать потом уже было бы нечего. Но я – не он.
Я чокаюсь с ним и машу отрицательно головой: - Потом. Щас нормально все.
- Узнает.
- Не, я скажу раньше. Со свадьбой разрулим – тогда.
Он только кивает и больше не возвращается к вопросу.
А сейчас я везу ее в Ротентор, в «комнату невесты», из которой увезу завтра уже в штандесамт, а после – венчаться.
Да, совместного распила бревна и местного «польтерáбенда», на котором накануне свадьбы от большого ума разбивают унитазы и тому подобную керамику, у нас не будет, зато, блин, будет выкуп. И бесполезно говорить ей, что это немодно и несовременно – она в этом непреклонна. Еще она непреклонна в том, что нашим свадебным танцем будет вальс. Не дал я себя уломать на то, чтобы переться на курсы танцев – уж какие тут курсы, некогда –, и мы несколько раз запускали сопроводиловку дома, а сами кружились в гостиной под видео. Она вздыхала, мол, вся надежда на то, что я хорошо танцую, может и так сойдет.
В Ротенторе я еще тусуюсь с ней некоторое время и после финальной репетиции танца у ее родителей в гостиной пытаюсь затащить ее по-быстренькому на чердак – что, у ее отца все еще не готова сауна?
Тут только замечаю, что мою девочку колбасит и знобит. Точняк: она горит, у нее температура – тридцать восемь с хвостиком.
- Блин, Оксанка, вот как это можно не заметить, что у тебя температура, а? – наезжаю на нее, уложив на диване и пичкая антигрипповыми. – И давно уже так? На траве застудилась? Сегодня утром тоже было? И как мне теперь, блин, ехать?
Но она, кайфуя от моей заботы и моих наездов – ни разу не ухаживал за ней, больной – настаивает, что просто переволновалась и нежно уверяет меня, что к завтрашнему дню оклемается.
Я полагаюсь на ее слова и оставляю ее, а сам то и дело звоню ей по дороге, за что наезд получаю уже от нее. Ночую у моих вместе с Тохой-братаном-дружком. Музыкальная сопроводиловка не с него одного завтра. Совсем без нашего звездного джазз-пианиста нам будет не обойтись, но он вместе со своими пацанами подгонит себе зама.
Еще не так рано темнеет, но уже пришла осень. Об этом зияют багровеющие раны дикого винограда на бугристом, каменно-сером теле горы. За все эти годы мы к ним привыкли, и своей кровавой краснотой они не режут нам глаз.
- Ну что, готов? – это не он, а отец спрашивает, когда мы вечером пьем пиво втроем на балконе.
- Канеш, - пожимаю плечами.
Мать уже легла, объявив, что в отличие от нас-обалдуев завтра, в такой важный день она хочет быть свежей и выспавшейся.
- Ишь ты, крутой какой, - смеется отец. – Ничем-то тебя не проймешь. А недавно за уши было не подтащить, все отбрехивался. Когда надумал?
- Да что тут думать, - повторяю его же слова. – Давно было пора.
- Понятно. Посмотрим завтра на тебя, как запоешь. А то потом-то не отвертишься уже...
Отец любит иногда подкалывать меня моей, как он говорит, «адвокатской вертлявостью», но я никогда на это не обижаюсь, потому что шутки его понимаю всегда и всегда правильно. А сейчас меня тянет сказануть ему что-нибудь борзое вроде «пожизненное сейчас отменили», но вместо этого я просто улыбаюсь. Мне почему-то кажется, что он окончательно уверяется в том, что решил я твердо. Читаю это в его спокойной улыбке.
- Да готов он, готов, - бурчит Тоха по-русски. Даже дома с родителями теперь на нем говорит.
Нет, Ренатке явно полагается медаль «За заслуги по распространению русского языка среди детей переселенцев». А мать смирилась с русским. Ренатка-то ей все была по душе, кажется. Вообще, она немного Анушку напоминает – такая же волевая, уверенная в себе и привлекательная. Только меньше пиарится со своей внешностью да интеллектом и шарит в программировании, а не в архитектуре.