Теперь мы с нею в церкви, в той, католической, там рядом мостик через Лан. Тот самый мостик. А ведь я ошибался, отмечаю сейчас про себя. В смысле, я думал, что ни венчание это, ни даже регистрация брака ничего не меняют, если оно, это «что-то» было уже и раньше.
Тогда почему теперь, когда надеваю ей кольцо на палец и говорю: «Ja, ich will, да, хочу», то чувствую, что она – еще больше моя? Да разве ж можно еще больше? А значит, можно.
- Да, - повторяю зачем-то уже немного тише, когда и она надевает мне на палец кольцо, первое кольцо в моей жизни, а у самого на физиономии играет легкая ухмылка.
Да. Это было днем раньше. Перед тем, как я отвез ее к ее родителям, а сам поехал к моим, мы с утреца пошли с ней в Тропикарий – позавтракать прямо на траве да подышать пусть влажно-свежим, но теплым еще, ранне-осенним воздухом. Есть там одно очень красивое местечко на берегу пруда, где кремовыми тортами цветут кругом рододендроны – прикол весь в том, что именно в том месте есть такие, которые еще и осенью цветут. И мы с Оксанкой, особо не сговариваясь, ткнулись именно туда – стоим теперь с ней, смотрим на катамараны на прудике, устраивающие разборки с лебедями, и поим друг друга водой из бутылочки.
Мне в эти дни особо много ведь не надо – вижу капельку, стекающую у нее по длинной лебединой шейке, бегущую ниже, в вырез кофточки, бросаюсь коршуном на эту шейку, на грудку. Со смехом, ее и моим, сцеловываю-слизываю каплю, щекочу ее и, чувствуя тепло ее подмышек и влекущую мягкость ее нежной кожи, завожусь вдруг до задышки. Что это? Ведь и она возбуждена. И мы, шумно дыша, сваливаемся в густые заросли рододендронов.
Можно было более скромно все это обставить, с большим количеством одежды и как-то по-быстренькому, но мы судорожно раздеваем друг друга, снимаем все и кувыркаемся голые в кустиках в парке, дрожа и задыхаясь. Я обхватываю левую ее грудь, сжимаю ее, ловя в силки ее колотящее мне в руку сердце, а потом приподнимаю ее бедра и вхожу в нее в этих кустах, увенчанных розовым и белым... но больше белым... сколько белого, думаю, раскрасневшись, распалившись. Двигаюсь в ней, а она стискивает мои ягодицы, подставляя мне себя и направляя в себя меня. Свадьба, думаю, завтра наша свадьба... Сегодня тоже наша свадьба. Да, смеюсь радостно, и эти белые пирожные над Оксанкой, у Оксанки в волосах, вокруг нее, на ней, везде-везде. Тут тоже наша свадьба... И они венчают нас уже. Это они для нас, всё для нас... Она для меня, она моя...
- Ты чувствуешь, что принадлежишь мне? - шепчу ей здесь, в этих цветах, а сам все двигаюсь, двигаюсь в ней, сжимая ее обнаженное тело. - На всю жизнь? До последнего вздоха?
Кажется, мы уже делали это когда-то, а вокруг нас цвело белым? Или это я тогда не с ней, но пока делал, думал, как всегда, о ней?
– Ты чувствуешь, что я не могу иначе – только владеть тобой, обладать тобой, захватить тебя, а? – шепчу ей, задыхаясь. – Ты понимаешь, что потом... завтра... - всё? Со мной ты уже не будешь свободна никогда.
- Да...
- И как?.. Правда хочешь?.. Согласна, а?..
- Да-а-а, - она извергает в мою ладонь, что закрывает ей рот, этот безумный, оглушающий шепот. Кончая, она не закатывает глаз, а силится смотреть ими в мои: – Хочу, конечно. Я только об этом прошу... чтоб это было поскорей, и чтобы ты владел мной без остатка. А мне отдал себя. Согласен?
- Да-а...
Да. Не это ли я только что пообещал пфарреру, священнику? Сейчас я вспомнил, как обвенчался с ней вчера, и как мы после, наскоро одевшись, еще дрожа от сладостного венчального взрыва, дернули оттуда, чтобы нас не накрыли и не выставили с позором и пожизненным запретом входа в Тропикарий. Смылись с места преступления, нам с ней одним известного, как место, повенчавшее нас.
Да, она вспомнила, она поняла, о чем я сейчас думаю. Она как раз перед тем, как произнести, прошептать почти: «Ja, ich will, да, хочу», - легонько, загадочно улыбнулась, и, будто не задумываясь, тронула себя за левую грудь, там, где у нее сердце. Как красиво, как романтично, покажется фотографу со стороны, она взялась за сердце и сказала «да». Но все не совсем так – она тронула себя за грудь, потому что днем раньше, в рододендронах я трогал ее там. Она хотела этим сказать, что вспомнила, это был тайный ее сигнал, и она подала его мне, а я сейчас же понял.