Даже не знаю, чего это я так разошелся – может, мне наоборот хочется, чтобы сейчас ей стало уже реально плохо, и у меня появилась бы уважительная причина вывести ее на воздух, а там залезть в какие-нибудь кусты, где и продолжить обряд венчания? Да, я хочу ее, думаю, глядя на нее, раскрасневшуюся, возбужденную, любимую, со сверкающими глазками, светящимися только мне, мне одному. И я люблю ее за то, как она сейчас на меня смотрит.
«Ничего себе», - слышу у себя за спиной и чувствую, как восхищаются... мной, кажется? Тем, как я танцую? Но мне плевать на это. Ее счастливые, горящие от счастья глазки, пылающие мне навстречу таким восхищением, такой любовью – вот что по-настоящему заставляет меня почувствовать себя импозантным, привлекательным мужчиной, каким-то... крутым мужиком, от которого так нереально прется такая красавица. И не танцы тут вовсе рулят, думаю. А ей иногда улыбаюсь едва заметной, победоносной, покровительственной улыбкой, будто я тот еще принц. Муж.
Потом нам с ней подтасовывют других партнеров – я танцую с тещей, которую мне теперь предстоит называть мамой, после – с бабушкой Зоей. Оксанку вручаю своему отцу, а он передает ее фадеру. В отличии от моего отца, который сам как-то про себя говорил, что на танцполе двигается, как спотыкающаяся кочерга, фадер и мотя прекрасно танцуют, хоть моте ходить теперь тяжеловато, со склерозом-то. Видать, над некоторыми вещами даже болезни не властны. Фадер расплылся перед Оксанкой в несметных лучистых морщинках, под которыми не так заметно, что он из конопатой эккштайнской линии. Уверен, он говорит сейчас Оксанке: «Det Tanze, det hatter von mir, der Andreas...». Мол, способность к танцам – это у меня от него. Может так оно и есть.
Потом я передаю бабушку Зою Оксанкиному дедушке Альберту – отношения у них очень теплые и дружелюбные, и они с уважением и трепетом зовут друг друга «сваха» и «сват». А фадер торжественно подводит ко мне Оксанку, а сам, потанцевав еще немножко с мотей, садится вскоре отдохнуть. Нам тоже пора. А то включится у нее энерджайзер, не угомонишь потом.
Усаживаю ее за стол, а сам сажусь с ней рядом, обхватив за талию. Если б не слишком интимно, она бы положила головку свою прямо с прической и фатой ко мне на грудь.
- Го-о-о-рь-ка!.. Раз!.. Два!.. Три!.. Десять!.. Пятнадцать!..
Меня бесят «горьки», особенно счет этот, но лучше целоваться, чем участвовать в конкурсах, вот мы и отбарабаниваем к радости гостей.
По конкурсам и Майнхольд неплохо справляется – тамада вызывает троих беспарных девчонок, предлагая им на приз станцевать вокруг Санька танец живота. Не знаю, как, но приз в итоге получает Санек.
А вообще, по-моему, хорошо все проходит, думаю. Вон, родни сколько понаехало и всем весело. Не то, чтобы меня это сильно волновало, но все-таки. Наши родители, кажется, неплохо ладят. Они далеко друг от друга живут, а для хороших отношений между сватами это то, что надо.
Пока я не особенно следил за ходом праздника, а теперь сканирую ландшафт. Не знаю, откуда взялось, но атмосфера у нас на свадьбе веселая и беззаботная.
Приехали Эльти и Йетте и веселятся, кажется. Да, думаю, у местных свадьбы проходят скучнее, они больше потрындеть любят, желательно, стоя где-нибудь с выпивкой в руках. А эти двое, вон, танцуют. Поздравлять подходили и Йетте не удержалась от восхищенного возгласа:
- Вы так красиво танцевали! Так романтично! Оксана, а как вы обручились? Это Андреас сделал тебе предложение или ты ему?
- Андреас – мне, - улыбается Оксанка и, прежде чем я могу вклиниться, поясняет: - Это было в Лондоне. На выставке Кандинского. Он потащил меня туда, хоть до этого и делал вид, что у него много работы.
- О, Андреас, ты любишь современное искусство! - Йетте в экстазе. – А Мари никуда не вытащить, - толкает она Эльти под бок, а он кисло улыбается, выдавливает со вздохом: - Jez gett des scho‘ widder loss. Понеслось опять...
- Да, мы оба любим, - поет Оксанка. - И вот достает он такой кольцо, а я разревелась... Он кстати, тоже плакал.
- Alder, schönen Dank auch. Чувак, вот, блин, спасибо, - наезжает в итоге Эльти, мол, мы со своей романтикой совсем задурили голову его девушке. Теперь Йетте затрахает со своими разговорами о свадьбе. И чтоб непременно в белом. Флаг в руки, думаю, на белом они все помешаны.
А вот со спокойненькой улыбкой на лице танцует стюардесса-домохозяйка Мидори Тсунематсу Канненбеккер, а их с Максом пацаны – Лукас Макото и Винсент Рику носятся с другими детьми по залу. Макс приехать не смог, незадолго до свадьбы его положили в больницу. Я просил Мидори передать ему, чтоб поправлялся.