- Давай пофоткаю тебя? – предлагаю ей на набережной, хитро прищурившись. Она же любит позировать и долго уговаривать ее не надо.
- Андрюш, ты куда? – смеется, кричит мне вслед, когда я удаляюсь от нее на мол. – Кидаешь меня, что ли?
- Иди ко мне навстречу, - прошу ее, - туфли сними... шарфик возьми в руки... подними повыше... да, так, - а сам отхожу так далеко, что она теперь не больше алого пятнышка.
В начале я еще делаю вид, что фотографирую ее. Но чем ближе она ко мне подходит, чем больше становится пятнышко, тем сильнее у меня кровь стучит в висках. Кровь... Да, там была еще кровь, вспоминаю. Так и сегодня тоже кровь, ухмыляюсь. А и ничего, грузиться по этому поводу не стоит, а надо все принимать, как есть.
Она идет мне навстречу, полыхая полупрозрачным алым пламенем, а поднятый вверх шарфик летит за нею вслед нежно-огненными крыльями. Нежная... и огненная... Вот что это тогда значило, думаю. Она подходит все ближе, ближе. Сейчас я утону в ее глазах, совсем, как тогда. Вот ведь оказывается, какой маньяк я со снами этими. Ее глаза – вот они, светлые, как бутылочные стеклышки в песке, обточенные морем. Мы уже в объятиях друг у друга и ничего не говорим, только целуемся, а я сквозь поцелуй шепчу ей:
- А что ты в красном? Как же голубой?
Она меняется в лице, но не так, как тогда, в моем сне – теперь она, кажется, понимает, что это игра. Инсценировка. Она чувствует, что за этим кроется какая-то тайна, эта таинственность волнует ее, и она взбудораженно улыбается. Она, конечно, понятия не имеет, что сейчас сказать или как там все было у меня во сне. Поэтому показывает мне руку с моим кольцом с сапфиром и улыбается: - Я знаю, не подходит...
- Мне подходит, - целую я сначала ее руку, а потом опять ее.
Сейчас возьмем где-нибудь арбуз и пообедаем прямо на берегу. И тут же, на берегу, я расскажу ей, как встретил ее здесь с десяток лет тому назад. Сейчас, сейчас... А пока... пусть еще побудет так... в моих руках... в сладком, волнующем неведении, ведомая мной куда глядят мои глаза, куда ведут сны и куда летят воспоминания.
***
- Андрюш, прикинь... – тянет она мечтательно, нежась в моих руках, жмурясь на свет уличного фонаря. - Если б мы поженились лет сто тому назад, то сейчас у нас с тобой все было бы в первый раз...
Мы не включали свет и в комнате темно, мы смотрим из окна и видим внизу парковку в фонарном ореоле, на ней стоит ее зелененькая Тойота, а на заднем фоне – широкий, колеблющийся, темный пояс Рейна.
На эту ночь мы взяли с ней комнату на верхнем этаже какого-то маленького семейного отеля. Кажется, сейчас тут кроме нас никого нет. Примавера осталась у моих, поэтому она прямо в своем платье – оно очень пышное, с длинным шлейфом, да и фату свою она не сняла – уселась за руль и привезла нас сюда.
Свалили мы чуть позже полуночи, как по ней, так тусили б до утра. Это я настоял, что нам пора ехать. А гулянка была в самом разгаре.
Майнхольд, похоже, накидался больше обычного. С тех пор, как он стал пикапщиком, а после – коучем, он подстраивает количество потребляемого бухла под модус предполагаемых партнерш, чтоб потом не слишком сильно облажаться. А сегодня его кинули все три его конкурсантки, а на других он, похоже, сам махнул рукой. Под конец вечера, пока Оксанка зажигала на танцполе с гостями, он подковылял ко мне и с жестким хлопком по плечу: - Че, Андрюх, как она, жисть женатая?... – предложил пойти покурить.
- Сказал? – спросил он меня на улице, выдувая сигаретный дым.
- Не-а. Нет, конечно.
- Эт праильна... – он снова затянулся.
- Ты ж видишь, какая она, - кивнул я на Оксанку, как раз было видно с улицы, как она там в зале танцует с дедушкой Альбертом. – Как я ей скажу сейчас?
- Да я ж не про «щас»... – пожал он плечами. – Ну, как знаешь. Можно и потом. Можно и – совсем не надо. Слыш, Андрюх, пойдем е...анем за вас, а то вы скоро тра... эм-м-м... по делам поедете, а я с кем останусь... неизвестно еще... и не побухаешь...
Я не отказался, конечно, мы зашли и накатили.
- Эл, те че – невесело? – ковырнул его.
- Весело. У меня сегодня кореш женился. Все зае...ись. А и пох...й. Веселись ты лучше.