А я торжественно поручил Томасу, новому эссошиэту Айке Вольфинга, самому доделать субординирование, мол, я в него верю и, если что – кидай имэйл. А когда в субботу утром он реально попробовал мне написать, я понял, что если с ходу не приструню, то этот молодой, неопытный балбес – знаю, сам таким был – будет терзать меня всю субботу, а воскресенье мне предстоит потратить на переработку его мазни. Так что я сразу позвонил ему и ценою получаса, потраченного на его поднатаскивание, купил себе покой на всю субботу и возможно, на воскресенье – тоже.
Пока долбил ему, что, где и как писать, Оксанка, полуголая и соблазнительная, шныряла взад-вперед из ванной в спальню и обратно, побуждая меня наброситься на нее, как я это обычно делаю во время ее одеваний. Но я сейчас не мог. Ума не приложу, что у нее были за дела, если надо было просто тупо одеться по-спортивному, но под конец она уже реально прыгала и пела, а я успешно завершил инструктаж, был возбужден, голоден и неудовлетворен. Это мы так в веревочный парк собирались.
- Давай уже, руками цепляйся за во-о-он те бревнышки, - кричу ей с того края перехода на проходе номер одиннадцать.
Их там пятнадцать, кажется. Нам сказали, что взрослые чайники умеренной спортивности начинают где-то с восьмого. Здесь, на высоте в десять метров мне нормалек, и прохожу я все довольно быстро, а над ней в ее такой же как у меня каске, нервно перестегивающей карабины, ступающей дрожащими ножками, угораю. Нет, я не совсем козел и с радостью помог бы своей женушке, трогательной и в ее беспомощности, и в том, как храбро она пытается с ней справиться. Но каждый должен сделать все проходы сам, они рассчитаны на одного человека и помочь другому нет никакой возможности.
- Блин, Окса-а-ан-ка-а-а, хорош ландшафт сканировать, - кричу ей со смехом. – Ты вниз-то не смотри постоянно, от этого только хуже, - а она только робко улыбается мне в ответ. Западло конкретно этого перехода в том, что тут болтаются и верх, и низ. Под ногами обрубки столбиков шатаются туда-сюда на расхлябанных канатах, а руками надо хвататься за толстенные бревна, развешенные в офигительном расстоянии друг от друга, сучковатые, неудобные и слишком толстые, чтобы обхватить полностью ее худенькой ладошкой.
Когда она наконец доходит до меня, у нее трясется все, даже губки, а сама она вспотела и еле переводит дыхание.
- Умничка моя, - чмокаю ее. – Альпинист, - а она улыбается мне беспомощно, в изнеможении, не найдясь даже, что ответить.
Остаются только «продвинутые» проходы от номера двенацатого до номера пятнадцатого, по пятнадцать метров высотой, а на них идут уже и альпинистские стены разной величины и градуса наклонности, и всякие бонусы вроде сноуборд-горки и банджи-тарзанки. Да и кеды ее – обувь неподходящая. Говорил же ей, чтоб нормальные аутдор-кроссы надела.
«Так что будет с нее, ей надо отойти» - думаю, поглядывая на нее. И так нормально попахали сегодня, а она – вообще молодцом для первого раза. Делаю два подъема сам, а ее оклемавшаяся фигурка снует на пестром осеннем патчворке, пока она фоткает меня снизу. На остальные два забиваю – харэ оставлять ее там внизу одну.
Спортивные наши достижения празднуем тут же в парке обедом из жареной колбасы, картошки фри и колы. Она так упахалась, что, кажется, готова съесть и мою порцию. В итоге милостиво соглашается на пончик со сливовым джемом и ягодное мороженое в горьком шоколаде на палочке.
Да, неужели уже октябрь. Неделю назад мы вернулись с Крита. Утром хмуро было и сыро, но распогодилось же. Повезло, сейчас бабье лето. На веревках нам стало жарко, мы скинули с себя всё и бегаем в одних футболках. «Да, повезло с погодой. И вообще – повезло» - думаю, наблюдая с усмешкой, как она танцует опять, будто заведенная. Даром, что сначала по канатам скакала, а потом налопалась, как бобик.
Третий год пошел. У кого-то есть свадебная годовщина, другие там памятные даты – у меня есть мое. В августе, последнем месяце лета держал ее за руки в общаге, в августе, последнем месяце лета, мы с ней начали встречаться, в августе, последнем месяце лета, обручились. А октябрь – это наш с ней Жерминаль. И чего уж бегать от себя, самому себе врать – стал я, стал-таки суеверным. Сны, вон, опять вижу. Знаки искать стал да сопоставлять с прошедшим. А в нем что было? Октябрь первого года, за ним – адвент, октябрь годом позже, за ним – разлука. А сейчас третий год пошел.