Потом смотрю на ее мордашку, дышащую теплой, доброй, нежной радостью. Уверен, рожа моя расплывается сейчас в глупейшей улыбке. А она встречает ее, улыбку эту, терпеливо и радостно, совсем, как мама встречает бегущего ей навстречу сына и целует меня, будто на руки поднимает. Тут уже я просто смеюсь тихонько, так же, как она:
- Ух ты-ы... ни-че-го-се-бе... классно...
Обцеловываю ее личико, а потом задираю маечку и глажу голенький, еще плоский абсолютно животик: - Да? – киваю на него беспомощно. Там, мол? Не дошло пока до меня, что я стану отцом, а там, у нее в животике... блин... даже поверить трудно... не то, что сказать.
- Да, - она очень нежно ласкает мою голову, прижимая меня лицом к животу. – Сегодня у врача была. – И – шепотом: - Рад?
- Спрашиваешь... Вот ты конспира-а-а-тор, - смеюсь.
- Сюрприз хотела сделать.
- Блин, сюрприз. Да я бы ни за то не догадался... Постой, у тебя ж недавно месячные были?
- Не месячные, а кровотечение такое промежуточное. В связи с оплодотворением. Я и сама не знала, что такое бывает.
- Вот реально провела меня, а... – я трусь лицом об нее. Она такая тепленькая. – Да я б даже сроду... А с какого к врачу-то побежала?
Она сидит теперь у меня на коленках, а мне хочется усадить ее на себя с ногами, закрыть ее всю собой, закутать в кокон на все... сколько там... девять месяцев... Драгоценность моя...
- Тест в субботу сделала. Чувствовала: что-то не так.
- Говорил – все будет хорошо, а ты переживала. Стоп – так ты еще с субботы знала?
- Андрюш, вот ты балда, - поет она нежно, любовно. – Я тебе тут уже два дня поэмы кидаю...
- Так стихи об этом... Ну да, похоже... Подожди, - стукает меня, - так ты с... животом... по веревкам лазила???!!!
А я еще подгонял ее, подначивал... А ей же плохо было... Так, сейчас, кажется, мне плохо станет.
- На такой ранней стадии ничего вроде...
- И мы еще бегали?!.. И на велике?!!.. А кружились в парке... блин...
Она уверяет меня, что бегать беременным на такой ранней стадии можно, только б пульс в рамках держать, но я слышу ее плохо, у меня, блин, кровь стучит в висках:
- Оксанка, да ты бешеная! Да мало ли, что там пишут... Да ты весь Ной-Ольменбург еле дух переводила... А на Нидде задыхалась...
- Врач, кстати, сказал, что на велике можно еще долго ездить, главное - не падать...
При слове «падать» мне будто что-то дает в лоб, я забываю, что минуту назад хотел укрыть ее собой, как хрустальную, защищать от всех невзгод этого мира и вместо этого трясу ее, как деревце:
- Так, все! С сегодняшнего дня – завяз! Теперь ты беременная и будешь вести себя, как беременная.
- Ла-а-адно... – тянет она недовольно. – Вот поэтому я и не сказала тебе сразу. Знала, что в веревочный парк не отпустишь. Эх, кросс жалко, понравилось мне.
- «Кросс»! – передразниваю ее грозно. – Смотри у меня. Вот... – тянусь за солидарностью к... тому, кто у нее там, в животе, наклоняюсь и говорю туда: - ...повезло нам, а? У нас мамаша – экстремалка. И хочет, чтоб у нас такой же экстремальчик родился... или экстремалочка...
- Андрюха, да ты вообще! Пяти минут нет, как знаешь, а уже ограничиваешь! И заговоры строишь против меня.
Прижимаю ее к себе покрепче и целую ее личико, а она смеется, скривив шаловливо губки. Глупенькая. Ну какая из нее мамаша, думаю, а сам лопну сейчас на хрен от счастья.
***
- Слушай, так ты как себя чувствуешь-то? – отхлебывая чай, отхожу немного после ее новости. Она накормила меня ужином, а теперь она... они... сидят у меня на коленках.
- Да как тебе сказать – говоришь, стихи мои читал?
- Тошнит?
- Да кошмар. Всю неделю уже.
Поэтому не находил ее в постели. Какого не замечал ничего? Глажу ее сочувственно, такую храбрую. Она напустила на себя сейчас такую важную мордашку, что, мол, судьба ее такая, да я и сам вдруг осознаю, что помочь ничем не могу. И не смогу. Ни сейчас, ни в том, что предстоит.
- Ладно, переживу, - машет она рукой. – Сейчас нормально. Вот по утрам, конечно, жесть... Месяце на четвертом должно пройти.
- А ты сейчас на каком? Слушай, так может ты на свадьбе уже... тебя и тогда уже тошнило...
- Не знаю. Сейчас второй месяц пойдет только.