Зинерва зорко смотрела по сторонам, ожидая нападения из каждого угла, одной рукой продолжая накручивать узоры паутины в воздухе, заставляя монстра грузно двигаться, убивая тех, кто так и не успел стать для Пижмы семьёй. Вторую руку ведьма держала наготове: испепелить на месте лишённую магии девчонку, уничтожить на корню любую попытку спасти горячо любимую подругу.
Ждать. Ждать. Жда-а-а-ать… Медленно и тягуче, как переливы золотой чешуи огромного змея.
Убить, убить, убить… Кинуться на старуху с мечом не так сложно, так почему же она медлит? Почему меч, чёрт бы его побрал, дрожит в руке?
Потому что Леонард нашёл бы другой способ. Потому что выход есть всегда.
— Эй! — меч, глухо звякнув, подлетел к ногам старухи одновременно с тем, как Пижма, не таясь, вышла ей навстречу. Старуха рефлекторно отшатнулась.
— А ты не очень умная девочка, да? — растянула тонкие губы Зинерва, делая пару шагов назад. — Ты правда думаешь, что я пощажу тебя? После всего, что ты здесь увидела?
— Вообще-то, я не об этом думаю, — агент приподняла уголок рта.
— О чём же?
— О том, что громить собственный дом — плохая идея.
— Что?
Барельеф, долгие столетия держащий в своих оковах золотого змея, был очень прочным. Как и оружие, которое он держал до поры, как драгоценный ларец. И у этого огромного, сильного, страшного существа, наконец вырвавшегося на свободу, было лишь одно слабое место — его клетка. О нет, она не имела над ним колдовской власти и не могла заставить вернуться в покинутую нишу на потолке. Она в прямом смысле была слабым местом: огромные, вычурные, дорого-богатые куски драгоценного металла держались на месте за счёт тела самого змея. И теперь лишись опоры.
А Зинерва наконец-то стала в нужном месте.
Первый кусок, пустивший трещину почти сразу после того, как змей рухнул, отвалился первым, упав аккурат к ногам старухи, заставив ту в ужасе отскочить, бросить поводок заклинания. Змей, лишённый и своей, и чужой воли, замер, как случалось всякий раз, стоило Зинерве отвлечься хотя бы на зевок. Подметившая это агент заставляла тварь петлять по залу, снова и снова сталкиваясь со стенами, разрушая и без того хлипкий свод. Второй кусок золотой цепи, поменьше, упал ближе, прорезая острым краем бедро старухи.
Ведьма взвыла — змей повторил вопль хозяйки, задёргался, отвечая на её конвульсии, давая Ангуссонам возможность выбраться.
Потолок продолжал рушиться.
Третий обломок барельефа упал, рискуя раздавить Зинерву. Четвёртый. А потом ещё и ещё, словно каменный дождь, хоронящий старую ведьму.
— Я не могу так! — уже в дверях, когда свобода дохнула обещанием жаркого дня из сада, Пижма отстала.
— Что случилось?
— Она ведь умрёт там!
Сэм кровожадно пнул жалобно скрипнувшую дверь:
— Так ей и надо!
— Милочка, с каких пор в тебе проснулась сочувствие к мерзавцам? — Ленора врала: не поднимала глаз, не отпускала руки мужа — единственного, кто способен был успокоить самого страшного человека Лимба.
Пижма хмыкнула:
— Передаётся при поцелуях, наверное, — и бросилась назад.
Старуха тяжело дышала. Она не ждала спасения, не молила о милости. Лишь спокойно наблюдала, как агент, ругаясь, перепрыгивая через валуны и уворачиваясь от безостановочно падающих сверху камней, подбирается к ней. Прыжок, прыжок, поворот. Как танец, как давно привычная игра.
— Выбирайся, — она уперлась плечом в придавивший Зинерву камень, выигрывая необходимые мгновения.
Ведьма молча оперлась на предложенную руку, и уже вдвоём, куда более травматично они выбирались из зала, больше ничем не напоминающего пышущие величием покои.
Змей остался один. Там, где родился, там, где столетия ожидал освобождения. Когда Пижма обернулась, чтобы проверить, не опасен ли он, могла поклясться, что янтарные глаза сверкнули хитростью. А потом золотой змей юркнул в трещину в полу, чтобы больше никогда не показаться на поверхности.
Из статного богатого дома словно вырвали хребет: имение просело в середине, скрипя на все лады и выплёвывая слуг и охранников из дверей. Прежде чем Зинерва сообразила кликнуть кого-то из стражи, на её тощее плечо опустилось изящная бледная ладонь. Вторая, не менее изящная и не менее бледная, сложенная в кулак, профессионально прилетела ей в челюсть.
— Никогда не смей подвергать опасности моего сына! — Ленора потрясла ушибленной ладонью, с наслаждением наблюдая, как бывшая подруга, закатив глаза, оседает на землю. — Я и забыла, что это так больно!
Глава 17. А посолить не забыли?