— У тебя пластырь промок от крови. Надо новый наклеить. — шепчу осевшим голосом. И это правда.
— Не важно. — спокойный голос режет слух. Он выпрямляется и хмурым взглядом окидывает табурет, а точнее развалюху. Где были мои глаза, когда я на него становилась?
Чтобы хоть как-то отвлечься и унять дрожь устремляюсь к сумке. У меня всегда с собой есть пластырь от мозолей, маленький флакон антисептика и ватные диски. Протягиваю ему все это добро, а он смотрит на меня приподняв здоровую бровь.
— Ненавижу вид крови. Поэтому обработай рану и приклей пластырь. — спешу пояснить.
— Нет. — В глазах пляшут смешинки.
— Нет? Тогда это сделаю я. — угрожаю, на что Архипов отвечает ухмылкой.
— Валяй. — Садиться на лавочку, в то время как я замерла от шока.
Ой блин, во что я саму себя вязала? Это я снова окажусь к нему близко и, что хуже, прикосновений не избежать.
— Ну? — в янтарных глазах читается вызов приправленный насмешкой. — Или ты можешь только говорить?
Взвешиваю все за и против, словно сейчас самый ответственный момент в моей жизни. И прихожу к выводу, что с меня не убудет. Он в конце концов спас меня как минимум от парочки ушибов, поэтому и я могу ответить ему добром.
Под цепким взглядом Архипова присаживаюсь возле него. Добровольно оказываюсь в его личном пространстве и вдыхаю запах. Открываю антисептик и смачиваю диск. Руки непривычно дрожат, а кончики пальцев покалывает от волнения.
Так, Агата. В этом нет ничего сложного. Просто пару раз приложить ватку, подождать пока подсохнет и заклеить пластырем. Всего-то ничего.
Успокаиваю саму себя, а сама незаметно дергаюсь когда наши колени соприкасаются. Хорошо что Богдан сидит ко мне боком. Это намного все упрощает. Аккуратно отклеиваю пластырь. Беглым взглядом проверяю реакцию Архипова, он не морщиться, уже хорошо. Тяжело сглатываю при виде крови и стараюсь игнорировать ее, осторожно обрабатывая диском рану.
— Спасибо. — произношу, чтобы разрушить неловкое молчание. Глаза намертво прикованы к месту обработки. Так что даже покалывают. — Это было неожиданно.
От бокового зрения не ускользает, то как губы Богдана сжимаются в тонкую линию.
Либо он зол, либо...
— Больно? — отнимаю диск и тут же дую на рану, которая уже к моему облегчению не кровоточит.
Плечи Богдана мелко трясутся и я понимаю, что это вовсе не от боли, а от смеха. Он наглым образом насмехается надо мной.
— И что тебя так развеселило?
Сжимаю челюсти и отсчитываю до десять в обратном порядке, этим самыми даю себе остыть. Кидаю диск на лавку и достаю из упаковки пластырь.
— Ты меня удивляешь. — Смеется уже в открытую. — Еще пару часов назад ты прибить меня хотела. А сейчас такая забота, что аж блевать хочется от умиления.
Он считает меня лицемерной сукой? Знаю. Я могу быть грубой, дерзкой, совершать плохие поступки. Многие считают меня стервой. И я соглашусь с ними. Но единственное, что ненавижу всем сердцем – насилие. В моей жизни его было достаточно. И злейшему врагу не пожелаешь.
Стремительно приклеиваю пластырь и провожу по нему пальцем, посильнее надавливая на рану.
— Ауч, сейчас действительно больно. — шипит.
Наступает очередь усмехаться мне.
— На то и расчет.
— Бессердечная хулиганка. Вот твой истинный облик.
— Ты меня раскусил. А теперь пора за работу. Сколько там по времени? — Намереваюсь подняться как Богдан меня останавливает.
— Лучше я сам, а то повесят на меня еще твою смерть. Димасик живьем закапает.
Даже спорить не буду. Пусть идет и работает, а я на лавочке почилю. Есть все-таки в этом мире справедливость. И да я верю в бумеранг.
Жизнь никогда меня не баловала. Утрирую конечно. Просто в моей больше плохого чем хорошего. Вот взять Диму. Он для меня как подарок судьбы. Внимательный, спокойный, надежный и ответственный. Главные качества для меня в мужчине. А после этой драки, да и в целом, что-то не дает мне покоя. А с другой стороны, если подумать люди же не делятся на плохих и хороших. У каждого из нас есть свои плюсы и минусы. И если Дима сегодня сорвался, то это не значит, что он ужасный человек. У каждого есть своя точка кипения.
— Почему вы расстались? — С моих губ срывается неожиданный вопрос. Наблюдаю за размашистыми движениями руки Богдана.
— Не твое дело. — Рука замирает. От насмешливого тона не осталось и следа. Голос снова стал глубоким и непоколебимым.
— Должно быть ты сильно ее обидел. — Продолжаю настаивать на своем. Хожу по тонкой грани, но мне хочется понять его. Да в конце концов узнать их историю. — Что ты сделал, Архипов, предал?
Слышу как через нос втягивает воздух. Явно не хочет обсуждать со мной эту тему. Но моей наглости назанимать.