Он Полю целовал. Без разницы, что Кир только что сказал, что это ничего не значит, не верю. Он друга предал ради того, чтобы быть с ней. Подрался с ним. Значит, и она что-то значит.
Я хочу для него значить больше.
– С того, зачем тогда понадобилось купаться в пруду. Хочу проверить одну теорию. Поцелуешь?
Господи, откуда во мне столько смелости снова? Не надо было ему мне напоминать, что раньше я от своего не отступала. А ещё то, что раньше он на всё шёл ради меня.
То его купание было только для того, чтобы я не замёрзла. Чтобы доказать мне, что вода действительно ледяная. А она была такая… что даже тот подвал с ней не сравнится. Но Кир и второй раз пошёл со мной в воду, даже зная, что она почти невыносима. Оба же мёрзли, но купались и шли до конца.
Почему он сейчас-то не может без вопросов всего лишь поцеловать?
Кир головой качает, отвечая мне:
– Нет.
В сердце. Три буквы всего лишь бы вроде, а режут так, будто вместо них три лезвия бензопилы. Слёзы к глазам подбираются резко, но я их умудряюсь сморгнуть и взять под контроль. При нём я их лить точно не буду.
– Тогда я пошла, Кир.
Но снова в ответ получаю.
– Нет.
И ведь правда «нет». Держит. Даже если я и попытки ещё предпринять не успеваю, его руки всё равно напрягаются, что и движения не произвести. Ещё и в глаза с этой твёрдостью смотрит, ясно говоря мне, что я не уйду.
Всё равно сопротивляюсь ему.
– Скоро вернутся родители, вечно тебе меня держать не получится.
– Ну, уж сколько получится, – отбивает спокойно, а затем поднимает руку, чтобы перехватить мой подбородок, фиксирует будто, чтобы не смогла увести взгляд, когда рубит прямо в глаза выносящий из меня весь дух вопрос: – Скажи мне, Рор, что ты ко мне ничего не испытываешь и это просьба никак не относится к чувствам.
Боже мой…
Жар. Вспышка. Моё лицо и тело ошпаривает стыд. Через меня проходит буквально, что аж дрожать начинаю.
– Нет, – понятия не имею, откуда достаю это слово, но оно звучит твёрдо.
Очевидно, ещё и убедительно максимально, потому что Кир верит. Кивает несколько раз.
– Хорошо, тогда зачем тебе это?
Я с трудом сглатываю, моё сердце сейчас взорвется, насколько отчаянно сдерживаю его, чтобы оно смогло вынести мощь чувств, которые из него рвутся.
– Хочу свой первый поцелуй, Кир, – правда, потому что тот, который у меня был с десять минут назад не сравнится с тем, который я видела вчера. Я хочу стереть о нём воспоминания. Я хочу, чтобы следующий был совершенным. Я хочу поцелуй Кира. – Я думала, тебе без разницы будет, целовать меня или кого-то другого.
Правда. Завуалированная, но Полю-то он целовал. А сам сказал, что я больше всех для него значу, это должно иметь смысл. Вот только Кир головой качает.
– Прости, звездочет, но я не могу этого сделать. Мне нельзя тебя целовать, Рор, поверь мне, это плохо закончится.
Не поцелует. Не поцелует. Не поцелует…
– Тогда отпусти меня, Кир, – снова прошу его.
И снова не имею ни малейшего понятия, откуда во мне столько сил берётся, чтобы не разрыдаться прямо при нём. В груди какое-то аж варево образуется из одних скверных, вызывающих непреодолимую грусть, чувств.
Не поцелует. Не поцелует.
А тут ещё…
Кир отпускает меня.
Отпускает.
Действительно отпускает. Взгляд держит на мне, необъяснимо для меня сожалеющий. А ещё он, кажется, прекрасно видит, что делает его отказ со мной, потому что он уводит от меня взгляд.
Разбивает.
Сердце?
Всё, что возможно.
Он не говорит ни слова, а я… не то, что не могу ничего сказать, я внутри себя ничего не чувствую, особенно, когда ещё и понимаю, что Кир и не собирается ничего добавлять. Он просто ждёт, когда я уйду домой, ставя точку в этом вопросе.
Не поцелует. Не поцелует…
В этот момент я чувствую себя именно той девушкой, которая рискнула забраться выше самого Эвереста.
Техника не осиливает, что говорить про сердца человеческие…
Моё разрушается, кажется.
Ухожу не говоря ни единого слова, стремительно и с позором. Не оборачиваюсь, но точно могу сказать, что Кир не провожает меня взглядом – я бы почувствовала, знаю, – хотя он и не уходит, дожидается, когда войду в дом, а дальше…