Выбрать главу

Но уже на IV Всероссийском съезде комсомола Хитарова «забрал» к себе Исполком КИМа и послал на работу в Германию.

Значит, так, прикидываю я: тифлисское подполье во время господства меньшевиков, шахты Рура и низовая комсомольская работа, потом Кавкрайком комсомола… Говорит по-немецки, как прирожденный берлинец. Вот оно, необходимое для будущей работы в стране. А ты, Муромцев, наивно предполагал, что достаточно переступить порог дома на Моховой и тебя тотчас же пошлют организовывать всемирную революцию.

В Германии Хитаров пробыл еще около трех лет. Не только КСМГ, но и Коммунистическая партия хорошо знали товарища Рудольфа. Вначале его избрали секретарем Рурской и Рейнской организаций комсомола, и его усиленно разыскивала германская полиция, ибо он — таинственный Рудольф — привлекался по процессу ЦК. Во время французской оккупации Рафик руководил всей антимилитаристской работой и в конце концов избран был одним из секретарей ЦК комсомола Германии. Его очень ценил и любил Эрнст Тельман.

— Тедди чудесный человек и настоящий пролетарский вождь. В его мизинце больше мудрости и революционного чутья, чем у всей клики Маслова и Рут Фишер, — сказал Хитаров.

— Я уже познакомился с товарищем Тельманом, — сказал я, но не стал уточнять, при каких обстоятельствах состоялось это знакомство.

Давно уже зашло солнце, по обеим сторонам Тверской вспыхнули фонари, закрывались магазины, и широко распахнутые двери «Арса» выплеснули посетителей последнего сеанса. А мы с Рафиком всё еще гуляем, и он теперь расспрашивает меня — как я устроился в общежитии, хватает ли мне денег и не забываю ли я писать маме.

Кто же это идет рядом со мной, иногда ласково сжимая мой локоть?

Товарищ Рудольф! Тот самый, которого более трех лет тщетно разыскивала германская полиция, выполнявшая приказ самого полицай-президента… Пройдет два-три года, думаю я, и Хитаров станет одним из руководящих работников нашей партии. Так же, как и Оскар Рывкин, как Петр Смородин, как Николай Чаплин. Кому, как не им, нашим комсомольским вожакам, заполнить брешь, которую смерть пробивает в ряду старых большевиков — учеников и соратников Ленина. Очень хочется, чтобы Рафик еще когда-нибудь пригласил меня к себе. Но как об этом сказать? Подумает, что навязываюсь…

Возле «Люкса» мы останавливаемся.

— У меня иногда выпадают свободные вечера. Давай условимся гулять вместе. Не стесняйся и звони, — предлагает он.

Я крепко жму его руку и думаю, что это, пожалуй, самый лучший вечер из всех, проведенных мною в Москве.

АНДРЕЙ КУРАСОВ

Выйдя из Коминтерна, я сразу же ее увидел.

Шла мне навстречу. Болтала с каким-то парнем, рыжеватым, белолицым, довольно грузным.

Он тяжело, по-медвежьи переступал большими коричневыми ботинками с завернутыми внутрь носками. Хохотал на всю улицу. Держал ее руку в своей и иногда подбрасывал и ловил в короткопалую ладонь… Что это еще за игра в мячик!

Он не понравился мне с первого взгляда. Противный самодовольный увалень в мешковатом костюме.

А вот она… Ну, словом, такой девушки я еще никогда не видел. Юнгштурмовка, выпущен воротничок белейшей кофточки, короткие волосы с бронзовым отливом и — разве бывают такие золотистые, такие радостные, такие любопытные глаза?!

Мы поравнялись. На какой-то ничтожный миг ее взгляд встретился с моим. Вот это глаза! А у парня маленькие, сонные, цвета увядшей незабудки.

Они говорили по-английски. Может, приехали в КИМ, и тогда я ее уж конечно увижу. Так и есть, остановились у входа. Ура! Но мне так хочется еще раз увидеть ее глаза. Существует абсолютно верный способ. Пристально, пристально, не мигая, смотреть человеку в затылок и думать: «Обернись, обернись». Сила гипноза. Я торопливо вцепился взглядом в ее пушистый затылок. Обернись, ну же, обернись! Взяла под руку своего толстяка и… скрылась в дверях. Подвел, проклятый Орнальдо! Это он — знаменитейший гипнотизер — умел, как рассказывают, одним выстрелом своего черного глаза остановить не только прохожего, но даже извозчичью пролетку с бородатым дядькой на облучке. Впрочем, у Орнальдо глаза как коробки с ваксой, а у меня обыкновенные, серые. Да, вся сила, конечно, в цвете глаз!

Оставалось только одно: броситься им вслед, рвануть вверх по лестнице и… А если они не к нам, а в Исполком Коминтерна? Тогда, значит, надо обежать все четыре этажа, прогалопировать по длинным коридорам с закорюками и загогулинами, заглянуть в десятки комнат. Эх, рискнуть, что ли!