Разбудила меня веселая песня горна. В комнате было солнце. Кровать Миши пустовала. В клетке, освобожденной от ночного покрывала, лениво пощелкивали два жирных черных дрозда.
Я подбежал к окну. Возле мачты для государственного флага стояли два босоногих пионера в трусах и, задрав к небу блещущие раструбы горнов, играли побудку. Здорово трубили ребята! Не знаю, как для кого, а для меня утренняя песня пионерского горна звучит призывом к действию, влечет вперед и обещает интересный, полный неожиданностей день.
Переминаясь и чуть поеживаясь от утренней свежести, горнисты взывали к небу и солнцу. Пусть небо будет сегодня синим и чистым! Солнце — сияй изо всех сил! Ребята, довольно спать! Самые распрекрасные сны ни черта не стоят по сравнению с тем, что вы сможете увидеть, изучить и сделать сегодня! Вставайте же, лентяи, и вы не пожалеете об этом!
Я быстро оделся, помылся и выбежал из дома. Потом мы с Маргарет стояли вместе с Мишей под мачтой и, застыв в салюте, следили, как медленно карабкается по скользкой мачте темный матерчатый комок и как он, добравшись до самого верха, разглаживается и на мгновение беспомощно повисает и вдруг раскрывается и трепещет на ветру, как алое крыло невиданной птицы.
После завтрака и распределения нарядов я предложил Маргарет удрать хотя бы на часок. Она не возражала, и мы, кое-как оторвавшись от Миши, в котором единоборствовали гостеприимство и обязанности начальника лагеря, занятого выше головы, отправились на прогулку.
— Вот что, ребята, — кричал нам вслед Миша, — вы идите на речку! Она у нас хоть и узенькая, но купаться можно. Жаль, что я не могу с вами. А впрочем… — Миша задумался, а я мысленно послал его к чертовой бабушке. Совсем ты недогадливый, начальник пионерского лагеря!
— Пойдем, Миша, пойдем, — сказала Маргарет и остановилась, поджидая эту каланчу в трусах и розовой майке.
— Да ему же некогда, — пробовал возражать я.
— Миша! — завопил крепыш мальчишка, появившийся как из-под земли. — Это что же получается? Моему звену за продуктами ехать, а коллонтаевки Вороного не отдают, им вода для поливки понадобилась.
— Какая еще вода? А где Клава? — И, оглянувшись на нас, резанул себя ладонью по горлу: — Вот! Вы уж как-нибудь одни. Может, потом прибегу.
И мы пошли одни.
За домом белая лестница с балюстрадой и четырьмя пролетами круто падала вниз, к маленькому прудочку, окруженному плакучими ивами. На склоне обрыва дубы-великаны с почти синей листвою перемежались с кудрявыми кленами и ничем не примечательной ольхой. И сквозь узорчатую зелень деревьев поблескивала речная гладь, полосатая, как змея, — коричневато-зеленая полоса, потом серо-голубая, цвета утреннего неба, и опять зеленая, отражающая крону и ствол дерева, вросшего в берег.
За рекой луга расстилались до самого леса, и с холма казалось, что до него рукой подать, — надо лишь хорошенько разбежаться и прыгнуть. За этим близким лесом начинался другой, а затем третий, и лесные валы накатывались на самый горизонт, сначала многоцветно-зеленые, потом просто темно-зеленые и, наконец, почти черные, с сизо-голубым отливом на гребне.
— Давай выкупаемся, — предложил я. Маргарет замотала головой:
— Я не приготовлена. Не взяла костюм. Но ты купайся.
Мы сбежали по лестнице, постояли у пруда, настолько заросшего ряской, что он казался изумрудной лужайкой, и, толкнув маленькую, ворчливую калитку, проникли в царство густой и еще влажной от росы травы.
Маргарет сбросила сандалии и, размахивая ими, побежала к реке. Я догнал ее возле самого берега, схватил за плечи и повернул к себе:
— Ты здо́рово бегаешь!
Маргарет сбросила со лба густую прядь волос:
— Пожалуйста, пусти… Как мне хорошо здесь!
— Значит, ты довольна, что мы сюда приехали?
— Я очень довольна. А ты?
— Угу, — буркнул я поспешно, так как не мог больше выдержать ее открытого ласкового взгляда. — Ну, попробуем, какова здесь водица!
Разделся, пробежал по траве, затем по уже теплому песочку, и сразу — бултых! Вода обожгла ступни, колени, живот. Я ухнул и нырнул. Выплыл и, чтобы разогреться, стал выбрасывать вперед руки, поворачиваясь при каждом гребке.
— Хорошая вода! — заорал я, подплывая к противоположному берегу.
— Я тоже хочу, — не выдержала Маргарет. — Отвернись, пожалуйста.