Выбрать главу

Первое — это эрудиция и интеллект. Вот что писал об этом Василий Каменский:

«Давид Бурлюк был старшим в нашем братском будетлянстве. Он значительно больше нас знал жизнь искусства, полнее насыщен был теоретическими познаниями и являлся нашим учителем».

А вот — знаменитые слова Владимира Маяковского:

«Всегдашней любовью думаю о Давиде. Прекрасный друг мой и действительный учитель, Давид сделал меня поэтом, читал мне французов и немцев, всовывал книги, выдавал мне ежедневно 50 копеек, чтобы писать, не голодая».

Лиля Брик в своих воспоминаниях о Маяковском писала о Бурлюке:

«До знакомства с Бурлюком Маяковский был малообразован в искусстве».

Эрудицию Бурлюка отмечали практически все. Его американский друг, Рафаэль Сойер, признанный классик американской живописи (его работы можно увидеть во многих крупных музеях Америки), говорил о том, что Давид Бурлюк был одним из наиболее эрудированных людей, которых он встречал в своей жизни. Эрудиция и интеллект позволили ему стать рупором русского футуризма. Его выступления собирали полные залы. Он называл себя не только художником и поэтом, но и оратором, и, когда не продавались картины, зарабатывал себе на жизнь публичными выступлениями. На любую тему. Он мог рассказывать о Пушкине, мог о современной поэзии. О культуре старой или новой жизни. Емельяне Пугачёве и достижениях современной техники. Он постоянно читал стихи наизусть, принадлежа к той счастливой категории людей, которые легко запоминают стихи и держат их в памяти годами.

Второе качество Бурлюка — чутьё на всё новое вкупе с хорошим вкусом. Безусловно, на это повлияло обучение в Мюнхене и Париже. Плюс бесконечное самообразование. Как иначе человек, родившийся в Харьковской губернии, стал вдруг настолько осведомлённым в новых течениях в искусстве, что мог читать об этом лекции и пропагандировать его среди друзей и широкой публики? Мюнхен и Париж — два главных для русского искусства европейских города, два города, в которых художники зачастую находили себя. Он учился и там, и там. В Мюнхене он учился у Вилли Дитца, у Антона Ашбе, в Париже — у Кормона. Бурлюк с гордостью писал, что учился рисовать на том же мольберте, на котором перед ним рисовал Матисс. И, несмотря на то, что в Мюнхене и Париже в общей сложности он провёл около года, он успел увидеть, ухватить новое. А затем — знакомство с коллекциями Морозова и Щукина, которые покупали работы того же Матисса, Пикассо и прочих.

Третье — умение безошибочно находить таланты, дружить с ними, знакомить друг с другом совершенно разных, но талантливых людей и объединять их. Это то, чего у Бурлюка не отнять. Он называл «квадригой» себя, Каменского, Маяковского и Хлебникова. А ведь были в его кругу ещё и такие антиподы, как Алексей Кручёных и Бенедикт Лившиц… Он смог сплотить их всех, сгладить все противоречия, и кубофутуристическая группа «Гилея», его прекрасное детище, стала одной из главных групп русского авангарда. Бурлюк обладал сумасшедшим отцовским инстинктом, о чём упоминали все. Мария Синякова подчёркивала, что этот инстинкт позволял ему не завидовать, а искренне радоваться успехам своих друзей. Более того — помогать им находить себя, совершать творческие открытия. Именно Бурлюк дал важнейший толчок Маяковскому, своему товарищу по Московскому училищу живописи, ваяния и зодчества. Услышав фрагмент стихотворения Маяковского, которое тот выдал за стихотворение своего друга, Бурлюк сказал: «Какой же это друг? Это вы. Вы же гениальный поэт. Вы должны теперь писать стихи». И со следующего дня представлял Маяковского всем: «Это мой друг Владимир Маяковский, гениальный поэт».

Именно Бурлюк подсказал Алексею Кручёных его знаменитый «Дыр бул щыл», сказав ему: «А давайте вы напишете стихотворение из полностью придуманных слов?»

Давид Бурлюк годами опекал и оберегал Велимира Хлебникова. Месяцами тот жил у Бурлюков и в Петербурге, и в Чернянке, и в подмосковном Михалёве; именно Бурлюк был инициатором первых публикаций стихотворений Хлебникова, именно он издал первый том «Творений» Хлебникова.

Уже в Америке Давид Бурлюк создал группу художников «Хэмптон Бейз». Там вокруг него объединились Рафаэль и Мозес Сойеры, Николай Цицковский, Джордж Констант, Мильтон Эвери, Аршил Горки, Джон Грэм, которые известны сейчас как американские классики. Многие из них специально купили дома на Лонг-Айленде, чтобы жить поближе к Бурлюку.