Архивы Мюнхенской академии сегодня оцифрованы, потому в них легко найти анкету Давида Бурлюка. 18 октября 1902 года он поступил в живописный класс.
Леонид Пастернак, у которого Бурлюк будет потом учиться в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, тоже обучался в Мюнхенской академии. В своей книге «Записи разных лет» он оставил великолепные воспоминания о годах учёбы в Академии; по нескольким фрагментам перед читателем вырисовывается живая картина тогдашней художественной жизни в баварской столице:
«Мюнхен и Королевская мюнхенская академия художеств в начале 80-х годов прошлого столетия славились как второй после Парижа европейский центр, куда стекались иностранцы со всего света (особенно американцы) для получения художественного образования. Об этом я давно слыхал от одного знакомого одессита, художника Вербеля, первым открывшего дорогу русским художникам в Мюнхен. Вместе со мною поехал художник Кишиневский; потянулись за нами учиться там: Алексомати, Фукс, Видгопф из Одессы; из Петербурга — Браз; последователями нашего “начала”, но уже значительно позднее, были Грабарь, Кардовский, а также московские ученики мои — Щербатов, Зальцман и другие.
<…> Я поступил в Мюнхенскую академию в последний год пребывания в ней директором художника Пилоти, всемирно известного своими историческими — огромными и скучными — картинами. Он, правда, поставил Академию на небывалую ни до, ни после него высоту, так что учиться — особенно рисунку — многие предпочитали не в Париже, а в Мюнхене. Но живопись, как её преподавали в большинстве хвалёных мастерских Академии, мне лично была не по вкусу; меня гораздо больше тянуло к живописи французской, которая уже тогда была мне знакома и несомненно близка. В те времена Мюнхенская академия делилась на классы, (так наз. “Schule”) подобно мастерским: 1) Antikenschule — самый низший класс, тут преподавали рисунок только с гипсов; 2) Naturschule (соответствовавший нашему натурному классу), где преподавали исключительно рисунок с живой натуры; 3) Malereischule — живописный класс и 4) Komponierschule — композиционный класс, где под руководством профессора “писалась картина” на заданную тему».
То, что экзаменаторы по достоинству оценили способности Давида Давидовича, имевшего в своём багаже всего три класса в художественных школе и училище, было показательно. О неудаче в Санкт-Петербурге можно было забыть. Василий Кандинский, например, поступит в Мюнхенскую академию лишь со второй попытки. Но с Кандинским в тот раз Бурлюк не познакомится — они встретятся уже в Одессе, в 1910 году.
Что интересно, в делах Академии Бурлюк записан как греко-католик. Может быть, уже тогда он начал «экспериментировать» со своими национальностью и вероисповеданием, не желая слишком отличаться от окружающих его в данный момент людей?
Как бы там ни было, в октябре 1902-го Бурлюк уже учится в Мюнхене у профессора Вильгельма фон Дитца, который к тому времени уже преподавал в Академии 32 года.
Конечно, Давид не был бы самим собой, если бы не заскучал по дому: «Но так как я был в Баварии один… то через два месяца, затосковав, вернулся в “Золотую Балку”, где бесконечно работал всю зиму и весну».
Из этого периода до нас дошли две работы — находящийся в Самарском художественном музее пейзаж «Берег реки» и находящийся в Ставропольском краевом музее изобразительных искусств пейзаж «Лето в Золотой Балке».
Бурлюк вспоминал, что он привёз с собой из Мюнхена множество своих работ, а также каталоги с работами Менцеля, Гольбейна, Рубенса и Ленбаха, тех мастеров, которые нравились ему тогда больше всего. Людмила, которая сначала смотрела на него свысока — ну как же, она ведь поступила в Академию, а брат нет, — увидев его мюнхенские работы, притихла и назвала их мастерскими.
Летом в Золотую Балку приехал уже окончивший Казанскую школу Гермоген Цитович. Он тоже решил ехать учиться в Мюнхен. Бурлюк взял с собой и брата Володю, которому только что исполнилось 15 лет и который учился тогда в Херсонской классической гимназии (в 1904-м он окончит четвёртый класс — каким образом, совершенно непонятно).