В условиях родового общества слава принадлежала не только конкретному герою, но и всему его роду. В контексте этого славой мог обладать не только герой-мужчина, но и хранящая ему верность жена, обеспечивающая продолжение именно его рода, пример чего мы видим уже в гомеровском эпосе. Так, за непоколебимую, выдержавшую все испытания супружескую преданность славы удостаивается и жена Одиссея Пенелопа:
Так, например, ведийские гимны говорят о том, что арии «возрастают благодаря славе прекрасного семени» (РВ III, 1,16), а в другом месте просят Индру наделить «их славой, связанной с сыновьями» (РВ IV, 32,12). Об индоевропейских истоках родовой славы свидетельствует не только сохранившееся у военной аристократии самосознание, запечатленное в эпосе различных индоевропейских народов, но даже этимология имен различных древнегреческих героев и героинь. Так у них мужское имя Патрокл и женское Клеопатра буквально значили «слава отца», а Клитемнестры — «слава матери».
О том, что слава принадлежала не только отдельному человеку, по и целому роду, красноречиво говорит и предмет истинной гордости человека в упоминавшейся выше былине о Садко:
Великолепные примеры подобного родового сознания дает нам «Слово о полку Игореве». Обращаясь к Ярославу, великий князь Святослав подчеркивает, что его воины «кликом полки побеждают, звоня в прадедовскую славу», говоря о полоцком князе Изяславе, нанесшим поражение литовцам, он отмечает, что этим он «прибил славу деда своего Всеслава», а призывая всех русских князей кончить усобицы, киевский князь советует им: «Вложите в ножны свои мечи поврежденные, ибо лишились вы славы дедов»[531]. У сербов и черногорцев даже сохранился особый обряд «семейная слава», приуроченный к христианскому календарю: «Почти повсеместно народы Югославии отмечали день св. Николая 6 (19) XII. Св. Николай считается покровителем и защитником семьи, особенно у сербов и черногорцев… Дело в том, что св. Николай считается патроном многих сербских и черногорских семей, которые именно в этот день отмечали свою семейную Славу. <…> Семейная Слава, видимо, является пережитком дохристианского семейно-родового культа»[532]. От родовой славы до славы целого народа был всего лишь один шаг, и шаг этот, как будет показано чуть ниже, был сделан достаточно рано. Если про Индру в ведийских гимнах было сказано следующее:
то точно такими же сынами славы стали воспринимать себя и славяне.
Когда же произошло это третье, заключительное изменение нашими предками своего самоназвания и из словен они превратились в славян! Понятно, что точную дату этого эпохального события точно установить вряд ли удастся, однако ряд фактов свидетельствует о том, что случилось это достаточно рано. Описывая события 764 г. на Балканах, Феофан Исповедник среди прочего отмечает: «Василеве же, тайно отправив посланцев в Булгарию, схватил архонта северов Славуна, сотворившего во Фракии много зла»[533]. Образованные от славы личные имена встречаются не только у южных славян: так, например, отцом пражского епископа Адальберта был либицкий князь Славник, а под 1086 г. Козьма Пражский отмечает, что в битве с саксами погибли воины Ратибор, Браниш с братом Славой[534]. Древнерусские летописи под 1095 г. упоминают киевского боярина Славяту[535], а под 1171 г. — еще одного боярина — Славна[536]. Как у восточных, так и у западных славян неоднократно встречается имя Вячеслав, т. е. «более славный»; также можно привести и древнерусское имя прославленного князя-воителя Святослав. Эти примеры показывают, что начиная уже с VIII в. письменные источники фиксируют наименование в честь этого понятия отдельных людей, что делает весьма вероятным и более массовое распространение этой традиции. Интересно, что древнейшим примером такого рода является имя князя болгарского племени северов, название которого перекликается с названием славянской прародины в передаче ее «Баварским географом». Само же зарождение подобной традиции, как свидетельствуют недавние исследования, восходит вообще к эпохе индоевропейской общности, и корень слава в составе личных имен встречается нам в таких эксклюзивных греко-индийских и греко-славянских соответствиях, как гр. Ευρυκληεζ — скр. Uru-sravah, гр. Ευκληεζ — скр. Su-sravah, гр. Σοφοκληζ — слав. Собеславъ гр. Ηρακληζ — слав. Ярославъ[537].
При этом, если взять данные византийской раннесредневековой письменности, окажется, что употребление образованных от понятия слава названий применительно к занимаемым славянами областям оказывается более ранним по сравнению с образованным от данного понятия личным именем. Касаясь территориально-политического обозначения граничивших с империей славян, Г. Г. Литаврин пишет: «Термин «Склавиния» (Славиния) имеет, безусловно, византийское «ученое» происхождение: он образован от этнонима по типу понятий «Скифия», «Сарматия», «Аравия» и т. д. Хронологически первым дошедшим до нас упоминанием термина считаю возможным признать сообщение составленной в начале VII в. архиепископом Фессалоники Иоанном первой книги «Чудес св. Дмитрия» об осаде города славянами и аварами в конце VI в. Для этого похода, сказано там, хаган собрал «все нечестие Славиний»[538]. Исследователь пришел к выводу, что первичным значением термина Славинии был ареал расселения славян, а вторичным — указание на их особую политическую организацию. Чуть позже данный термин появляется и у византийского историка Феофилакта Симокатты. Описывая начало кампании 602 г., он констатирует, что византийский император приказал своему военачальнику Петру покинуть Адрианополь и переправиться через Дунай. Исполняя данное ему поручение, «Петр начал готовить поход против войск Склавинии…»[539] Это выражение историка свидетельствует о том, что в самом начале VII в. Левобережье Дуная воспринималось ромеями как славянская территория. Оба рассмотренных факта показывают, что уже в VI в. по крайней мере часть племен стала именовать себя не словенами, а славянами. Понятно, что прежде чем возникло подобное название занимаемой славянами территории, должно было возникнуть и соответствующее самоназвание самих славян. Это логическое соображение вновь подкрепляется данными византийской письменности. Одним из первых новое самоназвание славян в форме склавины упоминает Псевдо-Цезариус около 525 г. Но и это еще не самая ранняя дата. Время возникновения уже упоминавшегося выше готского глагола slawan — «молчать, быть немым», фонетически полностью совпадающего с самоназванием славян, следует датировать временем контактов этого германского племени с нашими далекими предками, т. е. III–IV вв. Косвенным подтверждением этого является сочинение готского историка Иордана. Хоть сам Иордан жил в VI в., однако при написании истории своего народа он пользовался не дошедшим до нас сочинением Кассиодора, в котором могли отразиться реалии эпохи Великого переселения народов. Касаясь различных названий славян, Иордан отмечает: «У левого их (Карпат. — М. С.) склона, спускающегося к северу, начиная с места рождения реки Вистулы, на безмерных пространствах расположилось многолюдное племя венетов. Хотя их наименование теперь меняется соответственно различным родам и местностям, все же преимущественно они называются склавенами и антами»[540]. О славянах и антах говорит и современник Иордана Прокопий Кесарийский. Тем не менее есть основания предполагать, что начало процесса смены самоназвания следует отнести еще дальше в глубь времен. Греческий ученый П в. Клавдий Птолемей, описывая племена, населяющие Восточную Европу, по ходу своего изложения упоминает следующие из них: «Восточнее названных, снова ниже венедов, суть галинды и судины и ставаны вплоть до аланов…»[541] Наложение упомянутых античным географом племен показывает, что става-нами является население уже упоминавшейся выше культуры штрихованной керамики, на украшенных солнечными лучами пряслицах которых изображались некоторые буквы, вошедшие впоследствии в состав кириллического алфавита. Уже начиная с П. Шафарика неоднократно высказывались предположения, что ставаны на самом деле были славянами. Действительно, если предположить, что средневековый переписчик по ошибке заменил латинскую букву l на t, то перед нами образованное от корня слав- самоназвание славян. Все приведенные здесь факты указывают, что окончательное изменение самоназвания у наших предков произошло вскоре после начала нашей эры, примерно в III–VI вв.
532
537
538