Сегодняшняя судьба Косова — больше не "сложный" вопрос… Судьба Косова остается жизненным вопросом для всего сербского народа. Если он не будет решен справедливым окончанием упомянутой войны, если не будет установлена действительная безопасность и недвусмысленное равноправие для всех народов, которые живут в КиМ, если не будут созданы объективные и долгосрочные условия для возвращения выселенного народа, то эта проблема Республики Сербии и Югославии станет и европейским вопросом с самыми тяжелыми, непредсказуемыми последствиями»[388].
Знало ли об этом руководство Сербии? Безусловно. Оно не просто знало, но и серьезно опасалось «контрреволюционного подполья», его деятельности на ниве албанизации края и усиливало там деятельность МВД и службы безопасности. Однако со стороны руководства СФРЮ и других республик действия Сербии часто расценивались как унитаристские и подвергались резкой критике. Фактически косовским вопросом пытались сдерживать «великосербские амбиции». В 1980-е годы стали активно обсуждаться и осуждаться «времена Ранковича» (очень похоже на нашу перестроечную истерию по поводу советской истории).
Александр Ранкович (во время подпольной и партизанской борьбы известный как Лека Марко) с 1946 по 1966 г. был министром внутренних дел Югославии, а также курировал Службу госбезопасности Югославии. По долгу своей деятельности боролся (в том числе и с помощью репрессий) с различными течениями коллаборационистов (словенские домобранцы, усташи, балисты), партизанским движением сербских националистов (четники), а также с косовскими и — шире — албанскими сепаратистами.
В 1980-е годы критики режима стали вспоминать его методы, приведшие, кстати, к замирению края, как одну из причин открытого сепаратизма и насилия, вспыхнувших после смерти Тито. Диссиденствующие интеллектуалы из Словении, Хорватии, Косова связывали конфликтную ситуацию в крае 1980-х годов непосредственно с тем, что они называли «дискриминацией албанцев в экономической, общественной и национальной областях в период 1950-1960-х годов», когда, по их мнению, попирались конституционные права албанского населения, искажалась история албанского народа, не приветствовалось официальное употребление албанского языка, а служба государственной безопасности практиковала в отношении отдельных лиц физические расправы[389]. «Времена Ранковича», прежде всего в либеральных СМИ и среди оппозиционно настроенных югославскому режиму кругов, подавались как символ «государственного террора»[390] и унитарно-централистских устремлений сербов[391]. Как было показано выше, на самом деле все было совсем иначе.
Несмотря на жуткую ситуацию национального унижения и элементарной небезопасности, в которой оказались сербы в Космете, Сербия не получила ни от других республик СФРЮ, ни от мирового сообщества осуждения главных причин албанских выступлений, а именно сепаратистской идеологии и исламского экстремизма. Более того, любая инициатива Белграда по разрешению ситуации в КиМ воспринималась и внутри страны, и за ее пределами как проявление сербского национализма. Сербию обвиняли в «унитаризме», «бюрократическом стремлении к централизму», в «великосербском национализме»[392], который якобы прикрывался лозунгом «Сербия и сербы находятся под угрозой»[393]. Фактически именно тогда началась работа по формированию негативного образа сербов в противовес образу «несчастных» и «гонимых» косовских албанцев.
В действительности же проявления крайнего национализма в крае прочно опирались на нерешенные экономические проблемы и сложную социально-экономическую ситуацию. Кроме того, такой всплеск национализма был следствием допущенных ранее ошибок, которые привели к существенному дисбалансу сербов и албанцев в крае, к воспитанию албанской части края в духе албанизма и албанского шовинизма, в отсутствии коммуникации между общинами и т. п.
Что же касается социально-экономических причин кризиса, то на общем экономическом положении края сказывались трудности экономического развития страны в целом, которые стали наиболее ощутимыми с начала 1980-х годов. Несмотря на выделение значительных средств на развитие автономного края из бюджетов федерации и собственно Сербии, он оставался самым отсталым регионом социалистической Югославии на протяжении всего послевоенного периода (1946–1991 гг.). Кардинально ситуация не изменилась и после создания в 1965 г. специального Фонда Федерации по кредитованию ускоренного развития слаборазвитых республик и автономных краев. Хотя определенные результаты это финансирование все же дало.
388
Меморандум Српске Академиjе Наука и уметности — извод о Косову и Метохиjи // Косово и Метохиjа у великоалбанским плановима 1878–2000. Београд: ИСИ, 2001. С 289–290.
391
Bilandzic D. Historija SociЛistieke Federativne Republike Jugoslavije. Zagreb: Skolska knj., 1979. S. 264.
392
Сербские историки утверждают, что концепт «Великая Сербия» — работа австро-венгерской пропаганды после 1878 г. и аннексии Боснии и Герцеговины. Надо было чем-то «прикрыть» захват сербских территорий.
393
Албанский фактор в развитии кризиса на территории бывшей Югославии Документы. Т. 1 С. 29.