А кроме этого: психологически трудно объяснимое поведение Иннокентия Володина (ведь он был дипломатом, а не барышней и речь шла ни более ни менее как об измене Родине, за которую грозила смертная казнь), карикатурный Сталин, театрализованное описание встречи новичков и такое же описание суда над князем Игорем, неправдоподобный разговор заключенного Бобыкина с министром государственной безопасности Абакумовым, совершенно неубедительное объяснения высылки Нержина и т. д. Даже финал романа имеет фельетонный характер. По Москве идёт воронок с арестантами, на котором красуется надпись «Мясо». А иностранный журналист, отмечая в своем блокноте мелькание таких автофургонов, делает вывод о превосходном снабжении столицы продовольствием[189].
Если в нашей стране А.И. Солженицын приобрёл известность после издания рассказа «Один день Ивана Денисовича», мировую известность ему принесла не Нобелевская премия, а появившаяся уже после её получения книга «Архипелаг ГУЛАГ» (1973–1975).
В «Архипелаге» прежде всего бросается в глаза его объём — почти сто авторских листов. Выступая в кёльнском Институте славистики, В.П. Некрасов выразил сожаление, что книга не попала в руки редактора «Нового мира» Анны Самойловны Берзер, которая умела «отжимать воду» и без ущерба для содержания «Архипелага» сократила бы его объём по меньшей мере вдвое[190].
Но дело не только в рыхлости и водянистости книги, она имеет явно незавершённый, сырой характер. Об этом свидетельствует знакомство с его оглавлением: Ч. 1 — 342 с., 4.2 — 78 с., Ч.З — 364 с., 4.4 — 46 с., 4.5 — 218 с., 4.6 — 88 с., 4.7 — 54 с. Причём часть 4-я (46 с.) по объёму меньше главы второй части 1-й (48 с.)[191]. Или автор неверно определил структуру своей книги, или у него не хватило времени для сбора необходимого материала.
Даже беглое знакомство с «Архипелагом» обнаруживает такую его особенность как смысловое дублирование, которое составляет треть книги. Если принять во внимание более мелкие повторы, этот показатель приблизится к 40 % всего текста. А если исключить из «Архипелага» тот материал», который был написан после 1967 г., т. е. если рассматривать только текст первой редакции, этот коэффициент составит почти 50 %. Как будто бы под одной обложкой механически соединены два «Архипелага», которые писались разными авторами[192].
При знакомстве с книгой в глаза бросается отсутствие единого замысла. С одной стороны, в её основу положен «принцип последовательных глав о тюремной системе, следствии, судах, этапах, лагерях ИТЛ, каторжных, ссылке и душевных изменениях за арестантские годы»[193]. С другой стороны, это попытка показать историю возникновения и развития советского террора, а значит историю возникновения и развития ГУЛАГа[194]. Но добиться гармонического сплава этих двух замыслов автору не удалось.
Причём в книге прослеживаются три совершенно разные концепции истории ГУЛАГа. Согласно одной из них, он возник в начале 1920-х гг. и просуществовал до середины 50-х. По другой, первые советские лагеря появились в 1918 г. Согласно третьей концепции, ГУЛАГ родился под залпы «Авроры», т. е. в октябре 1917 г. и продолжал существовать до конца 1960-х гг., когда был написан «Архипелаг»[195].
Уже после того, как на основании этого и некоторых других аргументов мною была выдвинута версия, что «Архипелаг ГУЛАГ» — это результат коллективного творчества[196], хорошо знавший автора Вячеслав Всеволодович Иванов («Кома») сделал заявление о том, что в этом произведении «много кусков написано разными людьми» и что на них приходится «большая часть его (Солженицына — И.О.) главной книги»[197].
В 1970 г. был издан роман «Август четырнадцатого», которым автор начал публикацию своей эпопеи «Красное колесо». Роман должен был охватить целую эпоху до конца 1920-х — начала 1930-х гг. Однако А.И. Солженицын оборвал его на весне 1917 г., оставив свою Вавилонскую башню недостроенной[198].
Смысл работы над «Красным колесом» — одна из самых таинственных загадок в биографии А.И. Солженицына. Можно понять Карла Маркса, который почти всю свою жизнь посвятил написанию «Капитала» и тоже не успел его завершить. Им двигало желание понять законы, определяющие функционирование современного общества. А что двигало А.И. Солженицыным? Неужели он хотел описать год за годом, месяц за месяцем, день за днём, час за часом всю историю российской революции? Но для чего? Если бы речь шла о научной хронике, это было бы понятно. Но ведь он писал художественное произведение.
197
Саед-Шах А. Солженицын // Новая газета. 2005. № 63. 28–31 августа (интервью В.В. Иванова).