Стоило братьям покинуть двор, вылез из своей щели — наблюдательного пункта. Оставаясь в густой тени сараев, надрезал рогожку прямо посередине полотнища, напялил ее на себя на манер пончо. Обвязался одним из поясов, на котором болтались ножны с ханджаром и дубинка, напялил куколь на голову. Сделав небольшой крюк, двинулся ко входу в жилище Никоса. На темной лестнице я вооружился — нож обратным хватом в одну руку, дубинка — в другую. Прислушался. Тишина. Крадучись поднялся на второй этаж и замер у проема, ведущего в комнату Никоса. Из-за двери раздался тихий шепот:
— Аминтас, ты?
— Я.
Ответ мой был еле уловим. Никос купился. Дверь открылась, и предатель схлопотал по лбу дубинкой, отшатнулся. Ноги его запнулись, он приземлился на заднюю точку. Я влетел в комнату и ударом пяткой в грудь опрокинул его на спину. Прикрыл дверь.
— Можешь рискнуть закричать, — предложил я, — мигом глотку перережу. Хочу лишь поговорить.
Никос тяжело дышал, чуть всхлипывая и не отводя от меня взгляда. В углу тлела свечка у иконки, тени метались по комнате, ему было страшно. Резко запахло потом.
— Умный мальчик! — с одобрением сказал я. — Ползи к кровати и там замри.
Никос, ни слова не говоря, приподнялся на локтях и пополз спиной к низкой лежанке.
Я обогнул его. Пристроившись сзади на коленях и придерживая за ворот крепкого суконного жилета, стал поглаживать его затылок моим трофейным ханджаром. Никоса стала бить легкая дрожь.
— Это Афанасиос! — не дожидаясь моего вопроса, прошептал купец. — Он твою смерть заказал. Хочет возобновить торговлю со мной, но боится, что ты его к судье потащишь.
— И дорого он заплатил?
— 50 дукатов.
Я восторженно присвистнул. Местных расценок я не понимал, но пропорция между отданным и полученным Никосом меня восхитила. Один к пятидесяти, настоящий торговец. Все греки оценили бы. И не только они.
— Что будем делать? — как-то обреченно поинтересовался Никос.
— Как что? Разбираться. И главный мой вопрос: сколько ты мне должен?
— Мелькала же у меня мысль, что ты меня морочил, когда про потерю памяти говорил. Эх, пожадничал, голову потерял, думая, что все уже мое.
Все ясно. Я, похоже, вложился в его дело, и эта мразь решила одним ударом двух зайцев убить. Впрочем, деньги у него были не мои, а Варвакиса. Сколько бы их не было, не я их заработал. И их потеря меня не сильно волновала, но Никосу о том знать не нужно.
— Так сколько, по-твоему, с учетом происшедшего? — хитро озадачил я Никоса.
— Пол-лавки своей на Гранд Базаре тебе отдам вместе со складом.
— Нет, расчет здесь и сейчас, не пытайся из меня сделать дурака. Стоит нам пойти к судье, как ты меня тут же объявишь преступником.
— Где же я возьму дома такую сумму? Аааааа…
Я придавил лезвием затылок Никоса, брызнула кровь. Он закричал, но не громко, скорее завывая.
— Заткни пасть, мараз! Хочешь, чтоб у меня не осталось выбора?
Я переместил нож к его горлу и снова слегка надавил. Он яростно зашептал:
— Не убивай, я все-все отдам, все, что есть, все накопленное!
— Мне все не нужно. Хочу здесь и сейчас. Ничего нет — режу горло и ухожу. Даешь отступных, останешься в живых. Потом встречу тебя, где захочу, и договоримся о дальнейшей твоей судьбе. Что меня может остановить? Подумай, хорошенько все взвесь.
Я замолчал, напряженно ожидая ответа. Никос молчал: жадность в нем боролась со страхом.
— Вот ты тупой, как деревяшка! Если ты думаешь, что я ничего не выиграю от твоей смерти, ты ошибаешься. Найду ключи от лавки, утром распродам по дешевке ковры соседям и сбегу обратно хоть на Острова, хоть в Салоники! Только живым сохранишь свое достояние. И со мной сможешь рассчитаться. Выходит, ты мне живым нужен, но без денег я не уйду.
Снова повисла тишина в комнате, только плясал огонек свечи в углу. На нас скорбно глядел лик Божьей матери.
Комната небольшая, с лежанки все видно, как на ладони. Ни стола, ни стульев. Большой ларь в одном углу. Под окном набросаны три коврика — братья килимов из лавки. Рядом небольшая стопка деревянных ящичков и корзинка. За ними стопка глиняных тарелок, чашек и немного железной посуды для готовки. Ни следа очага: наверное, даже кофе гостю варил на улице, во дворе. Вон, кстати, кофейник стоит и четыре чашечки на круглом подносе.
— Отодвинешь ларь, под ним половица со знаком креста. Там моя заначка на черный день, — хрипло признался Никос.
— Ты понимаешь, что я не уйду, пока все не обыщу? Сейчас крепко тебя свяжу и начну поиск. Уверен, в стенке ларя что-нибудь да найдется.
— Я правду сказал, зачем не веришь?