Одна мысль не давала покоя, не давала уснуть. Я, конечно, поклялся Фалилею помочь — и помогу, коль и вправду обещал. Тут не о «слове джентльмена» речь, о человеческой душе.
Но что было бы, если на месте абиссинца оказался не верующий во Христа, а головорез наподобие Ахмета?
С какого перепугу я вообразил себя бессмертным?
Я не хочу сдохнуть сегодня или завтра. Я как любой нормальный человек смерти боюсь. Но ещё больше боюсь, что славная жизнь моего прапрадеда прервется ранее предначертанного. Я теперь Коста, и, если мне суждено умереть в 53-м, значит, я не должен умереть раньше! Мне еще сына Лазарем нужно назвать.
… На галатской пристани было, как обычно, людно. Ахмет проводил меня до лодки, у которой меня поджидал Дмитрий в характерном посольском сюртуке и фуражке, и, не обращая на него внимания, сказал мне на ухо:
— Стюарт просил передать: заведи себе правило купаться у посольского причала рано утром. К тебе подойдут, — он помог мне забраться в лодку.
Узкая лодка оказалась крайне неустойчивой. Я чуть было её не перевернул. Хорошо хоть руки были свободны. Я замахал ими, как мельница. Цикалиоти остолбенел. Хорошо, что Ахмет не растерялся. Схватил меня за воротник и помог восстановить равновесие. Протянул мне драгоценный тюк с моим барахлом, где внутри были спрятаны дукаты. Он с укоризной покачал головой, вместо прощания.
Мы плыли не спеша на лодке в Бююкдере, а не гнали во весь опор, как это случилось с Фонтоном. Лодочнику явно было лень напрягаться, когда солнце уже в зените.
Ничто так не сближает людей, как совместные пьянка или путешествие. Вот и Цикалиоти потянуло на откровенность.
Дмитрий хлебнул лиха: пережил Константинопольскую резню 21 года и бегство в Одессу, прошел суровую школу кантонистов, где выучил русский язык. И тут знание восточных языков ему открыло неожиданную дверь: его приняли без экзамена на отделение восточных языков при МИД.
— В дипломатическое министерство можно попасть лишь двумя путями — по происхождению или по экзамену. Но знающих редкие языки брали в юнкера и так.
— И много вас таких студентов? Человек сто? Пятьдесят?
— Хорошая шутка. Нас всего пятеро на двух профессоров. Где же вы видели высшие учебные заведения с такой толпой учащихся?
— Духовные, медресе, — выкрутился я, снова попав впросак.
— Духовные — да, там набор большой. Особенно в Средней Азии, где-нибудь в Фергане. Эх, попасть бы туда — вот был бы случай, — мечтательно вздохнул этот фанат восточной культуры. Когда он услышал про мое знание грузинского, вцепился, как клещ, пока не вытряс обещание с ним попрактиковаться.
— Трудно было у кантонистов? — перевел я разговор.
— Били! — просто объяснил все Дмитрий. — Знаете, почему выражение «поучить уму разуму» означает избить? От того, что в армии — а школы кантонистов — та же армия — учат розгами или «зубочистками». Выведут нас на «репетичку» — и давай проверять: начищено ли ружье, нет ли какой дряни под кивером, не грязна ли рубашка, на месте ли пуговицы… Не дай бог, табаку унюхают — сразу в рожу! Раскольники, ей богу, эти господа офицеры!
Эх, ничего не меняется в этом мире, разве что через 150 лет солдату в армии грозит не мордобой, а лишь наряд вне очереди или гауптвахта для особых случаев. «Пришивайте воротничок к подворотничку»…
— Смотрите, подплываем. Терапия! Это местный поселок, где живут многие иностранцы, когда спасаются от эпидемий в Константинополе. Там и церкви есть, и всякие журфиксы, суарэ проводят для приезжающей знати. Кстати, сейчас у нас гостит княгиня Ольга Потоцкая, супруга главноначальствующего в Одессе Льва Александровича Нарышкина. В обществе шепчут, что ее маман состояла в порочной связи со старшим сыном супруга, чем свела мужа в могилу… — не преминул посплетничать Дмитрий, намекая, в каких кругах ему доводится общаться.
— Терапия — это от греческого «лечение», там практикуют врачи?
— Скорее просто «здоровое место», курортный поселок. Участок в Бююкдере — большой долине — не случайно был выбран, вернее, подарен султаном русскому послу для строительства летней резиденции в прошлом веке. А вот и она, — студент указал рукой на большой белый двухэтажный дворец за фигурной кованой оградой.
Подплыли. Лодка причалила к посольской пристани.
Попросил сразу проводить к священнику. Дмитрий был явно удивлен таким благочестием, но возражать не стал. Представил меня отцу Варфоломею.
Сама церковь Святых Константина и Елены неожиданно пристроилась на втором этаже одного из крыльев дворца. Окормляющий ее батюшка человеком оказался простым. Без лишних вопросов принял у меня на хранение узелок с ящиком и коробочкой. Наказал посещать службы и регулярно исповедоваться, предварительно подержав пост хотя бы сутки. И благословил на прощание.