За себя я был спокоен. Я весь целиком, с ног до головы, как непрошибаемой броней, был все еще защищен Маликой — ее запахом, моими чувствами, моей тоской.
Но Спенсер держался молодцом, поневоле вызывая во мне все большее и большее к нему уважение. Он охотно общался со всеми, проявлял радующее всех любопытство, спрашивая обо всем подряд. Буквально, как акын: что вижу, то пою!
Я переводил без остановок и пауз и уже порядком стал уставать. Но отмечал про себя некоторые факты, о которых не имел представления. Так, например, когда Спенсер выразил свое восхищение двориком и окружающими его каменными домами с балкончиками, нам сообщили, что построить каменный дом здесь было большой проблемой. Турки не любили этого, считая, что строится не дом, а крепость, брать которую при необходимости — потратить много сил и положить много людей. Другое дело — деревянный! Поджог его — и вся недолга!
На мое счастье, после перерыва вновь заиграли музыканты. Народ бросился плясать. Можно было передохнуть немного. Спенсер тут же обернулся и наблюдал за танцами, уже хлопал в такт со всеми. Моя помощь ему сейчас не требовалась. Подсел Георгий.
— А в Имерети заедете? — разговаривая, мы тоже не переставали хлопать.
— На все воля Божья! — не стал я давать клятвенные заверения. — Но должны.
— Тогда вы обязаны заехать в Вани! Там живет мой старший брат, Вано Саралидзе. Легко запомнить: Вани — Вано.
Я кивнул.
— Скажешь, что от меня! Дальше можешь не беспокоиться!
Я поблагодарил Георгия. Мы вернулись к танцам. Выпитое немалое количество вина уже действовало и на меня. Я уже не только хлопал в такт. Мое тело, уже не слушаясь меня, реагировало на музыку и практически ходило ходуном. Очень хотелось вскочить, войти в общий круг, раскинуть руки, заорать, оскалив зубы, и броситься по кругу, как я делал это много и много раз на свадьбах и праздниках.
Георгий заметил мое нетерпение.
— Что сидишь? Давай, иди, потанцуй! Умеешь по-нашему? — уже на слабо брал.
Я хмыкнул, изобразив вселенского знатока.
— А «Шалахо» вы умеете? — мой рот раскрылся прежде, чем мозг успел его остановить.
Георгий уже выражал крайнее удивление незнакомому названию. Я костерил себя.
«Идиот! Какое „Шалахо“! Оно же еще не появилось. Насколько помню, первые ноты только в конце этого века появятся. Давай, выкручивайся теперь!»
— Шалахо⁈ — уже переспрашивал Георгий.
— Мы там у себя… Ну, такая смесь… Немного от грузин, немного от армян. И наша музыка. В общем… Вряд ли ваши музыканты…
— Э! — Георгий не дал договорить, был оскорблен в лучших чувствах. — Наши музыканты⁈ Наши музыканты все сыграют, что ты им покажешь!
Тут же бросился к музыкантам. Попросил прощения у людей за то, что прерывает танец, предложил еще раз выпить за дорогого гостя. Уговаривать никого не пришлось. Сбежались к Спенсеру.
Потом Георгий наклонился к музыкантам. Что-то говорил, все время указывая на меня. Было понятно, что он их изрядно подначивал, поскольку музыканты тут же выразили возмущение моим предположением об их неспособности воспроизвести мелодию. Георгий удовлетворился градусом их возмущения и их готовностью горы свернуть, но выполнить предстоящий заказ. Он выпрямился, ткнул в меня.
— Иди сюда!
«Что ж, прогрессор, — думал я, вставая, — иди теперь, нарушай пространственно-временной континуум! Вот армяне обидятся! Все-таки первородство большинство признает за ними».
…Я подошел, вежливо поздоровался. Музыканты были в таком нетерпении, что походя ответили на мое приветствие.
— Напой! — потребовал один из них.
У меня есть несомненный, но не очень выдающийся талант: я могу идеально свистеть. Пою — могу ошибиться, взять не ту ноту, а вот свищу почти безошибочно!
Я вздохнул. В наличие только барабан, две зурны. Нет привычного кларнета и кавказкой гармошки.
— Начинаем с барабана! — я настучал ритм, потом принялся насвистывать мелодию.
…И музыканты были, действительно, хороши, и задеты они были за живое так, что уже всего минут через пять моего урока, они лихо расправлялись с задачей.