«Неудивительно, — думал я. — В том смысле, что ритм точно такой же, как у лезгинки, да и общий строй мелодии им уже давно знаком!»
Георгий все это время стоял рядом в нетерпеливом ожидании. Наблюдал за мной, но, в основном, за музыкантами. Ждал от них знака готовности. Музыканты переглянулись, покачали друг другу головами, указывая на то, что все поняли и готовы. Потом барабанщик посмотрел на Георгия.
— Можем!
Георгий тут же объявил всем и каждому, что «наш друг Коста сейчас станцует для нас!» Все зааплодировали. Обратили взоры на меня. Смотрели с любопытством. Только взгляд Спенсера сейчас выражал еще и некое непонимание. Он вопросительно смотрел на меня.
— Платок нужен, — попросил я Георгия.
Георгий тут же чуть ли не вырвал из рук близстоящей девушки небольшой шелковый платок, передал мне.
Я встал в центр круга. Обернулся к музыкантам. Глаза их горели. Я кивнул. Барабанщик со всей возможной страстью и силой сделал первые удары по коже барабана, вознося над двориком привычный мне ритм непривычной здесь мелодии. Первые звуки тут же выбили из меня всю робость и зажатость. Я резко вскинул руки, заорал, оскалив зубы и дождавшись вступления зурны, очертя голову бросился по кругу.
…Люблю Шалахо. И неплохо его танцую. И сейчас меня совсем не волновало качество исполняемого мною танца. Меня вообще ничего не волновало. Я просто был невообразимо счастлив из-за того, что в эти минуты все тревоги и страхи куда-то исчезли и не мучили меня китайской пыткой. Я знал, что они вернутся. Конечно, вернутся! Но не сейчас. Сейчас я носился с платком по кругу, ловил восхищенные взгляды, орал беспрерывно, заводя публику и заставляя её хлопать мне громче и восхищаться мной уже в голос! Даже чопорный Спенсер в эти минуты не мог скрыть ни своего удивления, ни своего восторга. «То-то же, туманный Альбион! — все ликовало у меня внутри. — Это тебе не овсянка с пудингом! Танцует абсолютно счастливый человек!»
…Триумф был невообразимый! Музыканты, закончив, тут же вскочили, бросились ко мне, чтобы первыми меня обнять и расцеловать. Потом Георгий перехватил меня и, не выпуская из своих объятий, повел к столу через толпу, в которой каждый считал своим долгом похлопать меня по плечу или по спине и выразить свое восхищение и благодарность.
Возле стола меня уже ждал наполненный стакан. Георгий уже провозглашал в честь меня здравицу! Все выпили в едином порыве. Я после этого скромно и коротко всех поблагодарил, опрокинул стакан и сел, утирая уже изрядно выступивший пот на моем лице.
Заметил внимательный взгляд Спенсера.
— Не ожидали? — позволил я себе небольшой плагиат.
— Совсем не ожидал! — признался Спенсер, улыбнувшись. — Вы поразили меня!
Кивком головы, я поблагодарил его за такую оценку…
…И все-таки я упустил тот момент, когда у Спенсера произошел тот самый щелчок, который переводит человека из пьяного состояния в невменяемое. Но с учетом количества выпитого и с учетом времени — уже было начало шестого утра, — это было немудрено. Дворик уже практически опустел. Поэтому «позор» Спенсера наблюдало только несколько мужчин, включая четверку первых знакомых. И, хвала небесам, уже не было ни одной женщины. Сам я, к слову, тоже изрядно покачивался. И от того, что выпил много, и от того, что теперь, поддерживая Спенсера, был озабочен лишь одним: как бы не дать ему упасть и самому вслед не завалиться.
Попрощались с парнями. Георгий напоследок не преминул еще раз напомнить мне про своего брата Вано из Вани. Я подтвердил, что все помню. Потом как можно крепче обхватил Спенсера. Побрели.
«Слава Богу, что идти совсем ничего! — думал я, еле-еле переставляя заплетающиеся ноги, и уже горевал, глядя на Спенсера. — Надо же было ему так напиться! Лыка не вяжет! О разговоре про сестру, пока он не очухается, можно забыть!»
Когда ввалились в холл к Джузепино, тут же, на мое счастье, к нам бросился мальчик-служка. Вдвоем нам уже было легче доставить Спенсера в номер.
Мальчик вышел. Я, как мог, раздел Спенсера, уложил его в постель. Повернулся, сделал несколько шагов к двери…
— Коста! — неожиданно раздался голос англичанина.
Я повернулся. И застыл, не веря своим глазам. Спенсер сейчас совсем не производил впечатления человека, бывшего пару секунд назад в невменяемом состоянии. Сейчас в постели лежал просто очень уставший человек, который смотрел на меня пусть покрасневшими, но совершенно трезвыми глазами.
«Что ж… — подумал. — Тут только завидовать! Есть у англосаксов эта способность: и падать по щелчку, и трезветь по щелчку!»