— Да, — ответил я.
Как я ни старался, скрыть удивления не смог. Спенсер это заметил, улыбнулся.
— Вы хотели обсудить какое-то важное дело…
Я жестом выразил сомнение: ко времени ли, да и в состоянии ли Спенсер сейчас что-либо обсуждать?
— Я в порядке! — Спенсер понял мои опасения. — Говорите!
Как можно короче рассказал про сестру. Спенсер задумался.
— Это не так просто, как кажется…
— Я догадываюсь!
Спенсер задумался опять.
— А если я вам не помогу доставить ее в Одессу?
— Мистер Эдмонд, — я был спокоен и тверд, — пока я не решу проблему с моей сестрой, я никуда отсюда не двинусь!
Спенсер неожиданно улыбнулся. Смотрел долго. Я держался, взгляда не отводил. Наконец, Спенсер огласил вердикт.
— Мне нужно быть на Кавказе. Вы мне нужны на Кавказе. Значит, выхода нет, и я вам помогу! — и, не дожидаясь моей благодарности, договорил. — А теперь я вас очень прошу, закончим на этом. Спокойной ночи! Хотя, конечно, вернее было бы пожелать вам доброго утра.
Спенсер и теперь не стал дожидаться моего ответа, закрыл глаза, повернулся на бок. Он все-таки был пьян и проговорился. Получилось! Я вышел из комнаты, тихо прикрыв дверь.
…Выйдя на улицу, первым делом я несколько раз подряд глубоко вдохнул свежего воздуха, приводя в порядок голову. Устал безумно, но был доволен, что решение проблемы с сестрой приобретает все более и более явные очертания.
Забили колокола церкви Санта Марии.
«Значит, шесть утра», — выдал равнодушно мой мозг.
Так же равнодушно он отреагировал, когда позади меня раздался голос незнакомца, спрашивающий:
— Коста Варвакис?
Я обернулся. Двое мужчин в форме стражников с другого берега Золотого рога в паре шагов. Смотрят пристально, руки на ятаганах.
— Да, — ответил я.
— Вы арестованы! — донеслось до меня.
[1] Через три года в Османской империи начнутся реформы Танзимата, призванные европеизировать страну.
Глава 15
Душа в пятки ушла
«Эх, Коста, Коста — думал я, шагая между стражников. — Тигран же предупреждал, что тебя ищут. Говорил, будь осторожен. А ты? Напился, потанцевал и думал, что блистаешь в ослепительно-белом фраке. Ан, нет! В дерьме ты, Коста, в дерьме!»
Я не сомневался, что схватили меня за убийство Барыша с последующим над ним невыносимым для мусульман надругательством в виде отрезанного уха. И хотя я понимал, что об этом знал только Тигран, я ни секунды не сомневался: он меня не предал бы ни при каких обстоятельствах. Я был готов дать за это свою голову на отсечение, как и Тигран во вчерашнем разговоре с обиженным свекром.
«А, вдруг Тиграна схватили с поличным, пытали, и он…», — я похолодел от ужаса. Ужас этот был связан не с тем, что Тигран под пытками мог выдать меня, а с тем, что я так бездумно подставил доброго и мудрого старика.
«Нет! — отогнал я эту мысль. — С ним все в порядке. Просто, наверное, я все-таки где-то наследил. Ну, что ж… Буду платить по счетам».
Единственное, что меня удивляло, так это то, что меня не скрутили, не связали и не обыскали. Бичак за поясом мог доставить любому смертельную неприятность. Впрочем, особенности османского правосудия мне были неизвестны: кто его знает, как тут принято и с какого момента меня станут считать преступником.
Не сомневался и в том, что мне осталось немного жить на свете. За убийство аги снесут мне голову на первом же перекрестке, стоит судье объявить свой приговор. Быть может, попробовать сбежать? Алкоголь еще играл в крови, побуждая к безрассудству.
Стражники будто прочитали мои мысли: схватили меня за руки, вывернули их вверх и втолкнули в какое-то помещение. Там они бросили меня на колени перед диваном, на котором с удобством расположился знакомый мне кади, покуривавший кальян.
Мое удивление от этого нежданного свидания еще больше возросло после его первых слов:
— Это кого к нам привели? Неужели, тот самый грек Варвакис, что помышлял купить себе раба и дать ему свободу? Какая приятная встреча. Заставил ты нас побегать.
Несмотря на бессонную ночь и приближающееся похмелье, я сообразил, что Барыш-ага, а, значит, и Тигран в поимке меня стражниками не виновны.
«Слава Богу! — подумал я. — Тигран в порядке!»
Но тогда что послужило причиной моего задержания? Или ареста?
Судья помог мне избежать гадания на кофейной гуще.
— Грек, известный под именем Коста Варвакис, ты обвиняешься в причастности к убийству Никоса Теримоса и кражи его имущества.
Здесь я не удержался и мысленно воздал хвалу себе за то, что не смалодушничал, не обвинил старика-лавочника в своих бедах, оставался уверенным в том, что Тигран мне верный друг! В своих бедах мне следовало винить только себя. Справедливость меня настигла, как я не хорохорился и себя не убеждал.