— Готов ли господин офицер поклясться, что все так и было? — спросил кади невозмутимо.
— Да, достопочтимый судья. Клянусь, что сопровождал Спенсера-эфенди ночью означенного дня до его пансиона! Мы возвращались с приема у румелийского паши в честь нашего гостя. Он, действительно, передал свою лошадь на конюшню. Кто принял поводья, я не видел.
— Господа инглезы… — кади посмотрел на англичан.
— Все так и было, достопочтимый судья, подтверждаем и клянемся, что все вместе посетили утром того дня бани у Гранд Базара! — хором ответили мистеры Стюарт и Джонс.
— И золото на выкуп раба, как я понимаю, появилось из ваших рук, мистер Спенсер?
— Истинно так! — не задумываясь, подтвердил Эдмонд.
— Я видел вас на своем суде и даже предположил, что вы можете быть причастны к финансовой стороне дела. Но вот, что не дает мне покоя: как грек Варвакис может одновременно служить вам и русским в Бююкдере? — кади откинулся на подушку с видом человека, поймавшего рыбу своей мечты.
Турецкий офицер, друг Спенсера, выдвинулся вперед и, склонившись к судье, что-то зашептал ему на ухо. Кади недовольно морщился, поглядывая на англичан, потом его лицо и вовсе приняло злое выражение.
— Мне нет дела до игр этих господ! У нас тут уголовный суд, а проступки такого рода пусть рассматривает шейх-уль-ислам или чиновники визиря в Топкапы.
Офицер развел руки: мол, больше добавить нечего.
— Почему ты молчал на моем суде? — обратился кади уже ко мне.
Мне трудно было говорить, лицо горело, все тело ныло. Я стоял на коленях. Нюхнув из флакончика, от которого распространился резкий запах аммиака, и не получив за это замечаний, собрался с силами, чтобы ответить.
— Достопочтимый судья, я не мог говорить о делах своего господина, не получив на то его разрешения.
Кади, выслушав все объяснения, завис в своих раздумьях. Напряжение витало в воздухе, все ждали его решения.
— Специально для гостя нашей столицы, — неожиданно он нарушил тишину, обратившись к Спенсеру, — разъясню некоторые аспекты исламского правосудия в османском мире. Мне бы не хотелось, чтобы у него сложилось предвзятое мнение о нашем судопроизводстве вообще и моих решениях, в частности. Мне сказали, что вы — писатель, потому нежелательно, чтобы на страницы вашей книги пролился искаженный свет.
Спенсер любезно поклонился судье. Тот продолжил:
— Основой для моих решений служит канун наме, включающий основные источники ханифатского права. Есть виды преступлений и соответствующих им наказаний, прямо прописанные в священных текстах, которым я, как судья, обязан следовать. Как и установленным процедурам. Так, для ареста необходимы показания двух свидетелей-мужчин, которые мы имели, принимая решение задержать грека Варвакиса. Теперь мы имеем четырех свидетелей, слову которых можно доверять, а также Клятву, по значимости равную письменному договору. Ненадежность показаний первых свидетелей и полученные сегодня объяснения дают нам основания считать грека Варвакиса невиновным в событиях вокруг убийства другого немусульманина Теримоса Никоса.
Я не смог сдержать облегченного возгласа, Спенсер и его друг-офицер — улыбок, а начальник стражника — недовольной гримасы. Стюарт и Джонс в обычной для англичан манере демонстрировали невозмутимость.
— Почему-то мир пребывает в заблуждении, что османские законы суровы и безжалостны, — кади снова обращался непосредственно к Эдмонду. — Особо критикуют один из видов наказания — отсечение руки. Да будет вам известно, что подобные случаи я могу припомнить всего дважды за последние 20 лет. Чаще мы, судьи, применяем телесные наказания и штрафы. Особенно в делах о преступлениях, не описанных в канун наме. Наказание за такие преступные действия — та зир — предусматривает битье палкой и штраф, равный одной монете за один удар палкой. Сколько ударов палкой получил Варвакис во время допроса?
— 22, достопочтимый судья, — немедленно отозвался начальник стражников.
— Грек Коста Варвакис, ты приговариваешься к 22 ударам палкой и равному им количеству пиастров за введение суд в заблуждение на предварительных слушаниях. Наказание палкой исполнено, осталось заплатить штраф. Да будет так! — подытожил кади судебное заседание.
— Пусть решение суда не вводит вас в заблуждение, — пояснял нам на плохом английском турецкий офицер, так и оставшийся неназванным. Мы возвращались в коляске в пансион Джузепино после оплаты штрафа на месте. — Не скажу, что это обычная практика. Каждый судья в Империи достаточно независим. Наш кади просто решил выгородить себя и полицейского начальника от возможного иска о возмещении морального и имущественного вреда от Косты.