В ответ на отправленный в Минск телеграфный запрос письмоносец вручил нечто непонятное:
«Летучий голландец идет под всеми парусами тронут смертельно Ванюшка».
Какой летучий голландец? И почему тронут смертельно?
А два дня спустя в калитку вошла Тамара.
Естественно, первый вопрос:
— Где они?
— На автобусной станции,— ответила девушка, почему-то опуская глаза.— Тяжелые чемоданы, Иван Михайлович просит помочь.
Я бросился на станцию, впопыхах не обратив внимания на такси, стоящее недалеко от калитки. Примчался, а там ни Деда, ни его жены, ни чемоданов. Поискал минут десять — нету. Вернулся домой, вошел в калитку и остолбенел: в плетеном кресле, важно скрестив на груди руки, торжественный и неприступный восседал «летучий голландец». Матросская тельняшка с закатанными выше локтей рукавами… Седая бородка валиком от уха до уха через всю шею… Одна из моих трубок в зубах… Шляпа с большими полями сдвинута на затылок…
— А ну,— проскрипел,— докладывай, какими штормами и куда тебя носило ровным счетом тринадцать минут?
Оказывается, потому и задержался, что отращивал «голландскую» бородку и разрабатывал сценарий предстоящей встречи!..
Дед никогда не был чрезмерно требовательным, не отличался привередливостью, но если что-либо оказывалось не по нраву, открыто об этом говорил. И мне вскоре после приезда сказал:
— Всем комната хороша, кроме одного. Почему дверь выходит прямо наружу? Пристроить бы веранду: ночью на свежем воздухе приятнее спать, а днем, в солнцепек, можно укрыться под крышей.
Мы оба давно взяли за правило в любых случаях не увиливать от пускай даже самых щекотливых вопросов, и я, не пытаясь скрыть, ответил:
— Сейчас не получится. Туговато с деньгами.
Мавр хитро прищурился, усмехнулся:
— Вот как? Не знал, что веранды в Крыму принято строить из денежных купюр. В Белоруссии для этого вполне годятся деревянные балки и доски.
— Без денег и там не достанешь…
— А все необходимое уже есть. С утра и хлопцы придут. Ты только нам не мешай, ладно?
И утром действительно на дачу приехали четверо молодых плотников. И доски, и балки, и шифер для веранды привезли из Феодосии.
Сияющий от удовольствия Дед целую неделю распоряжался ими, как заправский прораб. А в конце недели «сгонял» меня а магазин сельпо за сухим вином:
— Теперь и отпразднуем новоселье!
Он всякий раз молодел, когда удавалось вот так развернуться и щедро расплескать приглушенную прожитыми годами энергию. И заметно мрачнел, замыкался в себе от скуки, однообразия, хотя бы и вынужденного безделья. В такие минуты и изобретал свои неожиданные для всех «придумки», наподобие «летучего голландца»: чтобы и себя, и окружающих подбодрить и развеселить.
Иной раз и перехватывал через край. Да так, что потом самого себя ругал напропалую. Как в том случае, когда розыгрышем чуть было не довел меня до исступления…
Чудесным ласково-солнечным утром на даче неожиданно поднялся переполох. Заохала Стефенида Александровна, суматошно засуетилась Тамара, послышался зовущий голос моей Жены:
— Скорее беги сюда!
Примчался:
— Что случилось?
— Лежит на тахте… Отвернулся и не отзывается… Постучись ты…
До стука ли, если лежит и не отзывается? Рванул изо всех сил за ручку двери так, что отлетевшая ручка в руках осталась, и понял: дверь заперта на внутренний замок. Бросился к единственному в комнате окну, прижался лбом к стеклу и увидел: в самом деле лежит, не шевелится. И даже в ответ на звон высаженного локтем стекла — ни малейшего движения. Лишь после того как вскочил в комнату через окно и подбежал к тахте, Дед, поблескивая смеющимися глазами, повернул голову:
— Проняло? Репетиция: думал, не поверишь.
Не хочу повторять, что я ему тогда накричал. Повернул ключ в замке, ушел в самый дальний конец сада, где никто не мог увидеть и, сам уже отнюдь не молодой, расплакался, как мальчишка…
С трудом успокоился: надо было идти в столовую завтракать. Пришел, а ни Деда, ни Стефаниды Александровны на обычных местах нет. И Тамара почему-то жмется возле двери. И у моей жены откровенно виноватые глаза. И только теперь до меня дошло:
— Сговорились?
Жена кивнула:
— Откуда нам быдо знать, что ты так прореагируешь?
Тамара осмелилась добавить:
— Он всех уговорил: давайте разыграем.
Пришлось смириться:
— Ну что же, зовите завтракать.
— Звала,— жена наконец улыбнулась.— Не хочет идти: боится, что ты его побьешь.
Дед все же пришел, привел и Стефамиду Александровну. Но прежде, чем сесть к столу, провел почему-то дрожащими пальцами, как погладил меня по плечу, и грустно, чуть слышно произнес: