Проходит время, и из Алаева начинают приходить письма. Софья ухитряется узнать новый домашний адрес Тимофея. Я привожу в Москву Елену, ее опознают и Эстер, и Вера Кирилловна, и сам актер. Кротова поведала душераздирающую историю про публичный дом и нарколабораторию. Но потом открываются невероятные факты: Елена Кротова оказывается психически больной Галиной Юдаевой, и вообще, настоящая Лена мулатка. Тимофей, движимый угрызениями совести, принимает огромное количество снотворного и умирает. Юдаева впадает в странное состояние, которое я, человек далекий от медицины, могла бы назвать психологической комой: она двигается, принимает пищу, но эмоционально недоступна. А сейчас, в придачу ко всему, Эстер Ротшильд куда-то уехала. Вся история напоминает салат, который состряпал повар-идиот, он смешал свеклу, бананы, селедку, шоколадный соус, куриную печень, арбуз, сливы и кефир. По отдельности все продукты вкусные, но, соединившись, образуют редкое по мерзости блюдо. Я понимаю только одно: я ничего не понимаю.
Из тяжелых размышлений меня вырвал звонок телефона.
– Эстер Ротшильд ездила в Алаево, – отрапортовал Димон, – поезд-экспресс идет быстро, всего-то шесть часов.
– Не может быть, – подскочила я.
– Вот списки пассажиров, – уточнил Коробков, – мадам ехала в купе СВ, приобрела оба места, безо всяких приключений сошла в городе Хмарске, оттуда можно на автобусе добраться до Алаева.
– Значит, она отправилась в Хмарск, – пришла я в себя, – почему ты заговорил про Алаево?
– Экспресс не останавливается в маленьком городишке, там тормозят только нескоростные составы, хочешь быстро доехать, кати до Хмарска, – объяснил Димон.
– А что, из Хмарска в другие места направиться нельзя? – спросила я.
Коробок чихнул.
– Солнце, папа никогда не косячит. Эстер воспользовалась службой консьержей, знаешь о такой? Не путать с консьержками, которые сидят в подъездах.
– Прекрати разговаривать со мной, словно с идиоткой, – рассердилась я. – Консьержи современные волшебные палочки, вноси годовую плату за их услуги и получишь обслуживание по высшему классу. Консьержи могут исполнить любое твое желание, весь вопрос упирается исключительно в сумму, которую готов отстегнуть заказчик.
– Браво, – похвалил Димон, – даже Карц не смогла бы объяснить лучше. Тимофей и его жена вип-клиенты агентства «Вихрь», сотрудники их прекрасно знают. Эстер велела купить ей билет до Хмарска, а потом забронировать место в автобусе на Алаево. Сегодня рано утром она вернулась в Москву.
– Ничего не понимаю, – прошептала я, – вероятно, у Ротшильд есть там родственники.
– Нет, – отмел мое предположение Димон, – мать Эстер, Сара Яковлевна, живет в Москве, у нее, кроме дочери, еще четыре сына.
– Жена, вернее, вдова Моркова сейчас находится в отчем доме, – сообразила я, – давай скорее адрес!
Уж не знаю, имела ли Сара Яковлевна хоть малейшее отношение к банкирской семье Ротшильдов, но, даже если пожилую москвичку и связывали родственные узы с иностранным богачом, он не торопился помогать российским «кузенам». Дверь квартиры Сары Яковлевны украшала записка «Осторожно, падает». Я поискала звонок, не обнаружила его и с предельной аккуратностью нажала на ручку. Створка беспрепятственно распахнулась, я увидела длинный коридор, ощутила запах чего-то противного и прошла в прихожую, выкрикнув:
– Сара Яковлевна, вы где?
– Не ори, – донеслось слева, – вали на кухню.
Я обрадовалась и поспешила на зов. В пеналообразном помещении возле плиты с шумовкой в руках стояла полная тетка.
– Чего визжишь? – укоризненно спросила она. – Леха с ночной пришел, спит.
– Простите, – извинилась я, – вы Сара Яковлевна?
– Не дай бог, – взмахнула шумовкой аборигенка, – меня Оксаной кличут. Сары нет, на работу она пошла. Хочешь комнату снять? Последняя свободна, Гвоздевы вчерась выехали. Но, сразу предупрежу, не лезь сюда.
– Почему? – поинтересовалась я.
– Ты москвичка? – полюбопытствовала Оксана. – Тогда чего жилплощадь ищешь?
– Приехала из Тамбова на заработки, – на ходу придумала я легенду.
– Беги отсюда, – посоветовала Оксана.
У меня в висках застучали молоточки. Вера Кирилловна говорила, что Эстер хорошо воспитанная девочка из приличной семьи, вероятно, я попала не по адресу.
– Таких, как ты, Сара обожает, – частила тем временем Оксана, – предложит въехать за копейки, да еще разрешит в ванне мыться, чаем угостит, позволит вещи в стиралке прокрутить, утюг предоставит, телик в комнату поставит.
– Здорово, – сказала я.
– До поры до времени, – скорчила гримасу Оксана, – потом наступит час расплаты! Принесешь ей оговоренную сумму, а Сарка бумажку вытащит, тут-то тебе и поплохеет. Ванная, чай, стирка, утюг и телик – все нереальных бабок стоит. Еще она электричество хитро считает, про газ и радиоточку не забывает, прорва деньжищ получается.
– Радиоточка? – изумилась я. – Вроде за нее в месяц пару рублей отдать надо.
– У Сары пять комнат, с каждой два целковых, вот и червонец! – заржала Оксана. – Жаднее бабы не встречала. Мы тут все у нее в рабах, расплатиться не можем, сколько долги ни покрываем, они растут.
– Почему вы не уедете? – удивилась я.
Оксана пригорюнилась.
– Паспорт она забрала, вроде как на регистрацию, а назад не отдает. Куда без документа податься? И мы все тут рядышком, на рынке работаем, Сарка там столовую держит, с начальством базара дружбу водит. Будем возмущаться, нам не поздоровится, сыновья у нее бандиты.
– Мамаша Кураж и ее дети, – пробормотала я, – спасибо за предупреждение, но, наверное, мне дали адрес не той женщины. Я ищу Сару Яковлевну Ротшильд, мать Эстер.
Оксана запустила шумовку в кастрюлю и начала сосредоточенно собирать серую пену.
– Правильно ты пришла. Есть у Сарки дочь, Эстер ее зовут.
– Странные, однако, у Веры Кирилловны понятия о приличной семье, – вырвалось у меня. – Эстер случайно сегодня сюда не приезжала?
– Так она тут, – кивнула Оксана, – в комнате.
– Здесь? – не поверила я своим ушам.
– Где ж еще? – в свою очередь удивилась жиличка. – Иди по коридору, она за туалетом, в чулане лежит.
Перестав понимать что-либо, я отправилась в указанном направлении, поскреблась в облупленную дверь и, не дождавшись разрешения, вошла в полутемную каморку, освещенную экономной лампочкой в пятнадцать ватт.
– Если Сара вас переночевать пустила, – прокашляли с кровати, – то спать придется на полу. И подушку с одеялом она не дает.
Я присмотрелась и увидела на узкой софе без малейшего намека на постельное белье женщину непонятного возраста, прикрытую драным ватным одеялом.
– Вы Эстер? – спросила я.
– Ага, – подтвердила та, – чего вы хотите?
– Эстер Романовна Ротшильд? – не успокаивалась я.
– Так торжественно только в крематории объявляют, – усмехнулась дочь Сары. – Совершенно верно, я Эстер Романовна Ротшильд.
– Извините, – опомнилась я, – ошибка вышла. В Москве есть еще одна дама с вашими данными, я шла к ней, а очутилась у вас.
– Дама из Амстердама, – хмыкнула Эстер, – надеюсь, ей больше повезло в жизни, чем мне, подайте костыли, я попробую встать.
Женщина откинула одеяло. Я вздрогнула: у несчастной отсутствовала одна нога.
– Не дрожи, – буркнула Эстер, хватая костыли, – я не заразная, под машину пять лет назад спьяну попала, теперь дальше сортира не хожу. Тьфу! Лучше б меня насмерть раздавило. Слышь, сбегай за бутылкой!
– Ага, – кивнула я и спешно покинула комнату.
После духоты в квартире Ротшильд воздух на улице показался мне вкусным, словно сдобная булочка. Я пошла к метро, на ходу отчитывая по телефону Димона.