– Дом шестьдесят четыре, корпус три, квартира один, – объявил Ярошенко.
– Такого не бывает, – восхитилась я.
– Чего? – не понял Леня.
– Не поверишь, я нахожусь прямо у этого здания. Не иначе как перст судьбы.
– Эй, Татьяна, – занервничал Ярошенко, – у судьбы, по моему опыту, бывают не только пальцы, но и другие части тела, которыми она частенько поворачивается к людям.
Мне, вопреки холодному декабрьскому дню, стало жарко, мобильный перекочевал из руки в сумку, ноги понесли к подъезду.
Дверь в квартиру открыла пожилая, абсолютно седая и очень высокая женщина.
– Вы к кому? – устало спросила она. – Если ищете Ковалевых, то они с нами поменялись квартирой, могу дать их новый адрес.
Я не успела придумать ни малейшего повода для визита к Крутикову, поэтому в первую секунду я растерялась, но потом кивнула:
– Да, пожалуйста. Простите, можно у вас попросить стакан воды? Хочу принять таблетку, очень челюсть болит.
Старушка бросила внимательный взгляд на щеку незваной гостьи и констатировала:
– Вижу небольшую припухлость, вам нужно посетить врача.
– Верно, но я до паники их боюсь, – честно призналась я.
Пенсионерка отступила от двери.
– Входите. Что вы принимаете?
– Анальгин, – сказала я, вытаскивая из сумки блистер, – вот.
– Не лучший выбор, – скривилась хозяйка. – Пойдемте на кухню, дам вам кетанов, об анальгине в последнее время идут нехорошие разговоры, кстати, я категорически не советую глотать одновременно его и аспирин, многие так поступают и наносят своему здоровью большой урон.
Я живо повесила курточку на крючок, сняла сапоги и вошла в кухню. Квартира у Крутиковых оказалась крошечная, вернее, это была студия. Стена между единственной комнатой и местом для приготовления пищи была снесена, получилось единое пространство. Я увидела груду каких-то вещей, сваленных в кресле, стоявшем спинкой к окну, стенной шкаф, небольшой стол, несколько стульев и комплект очень старой мягкой мебели, прикрытый серо-зелеными пледами.
– Какие красивые одеяла! – вырвалось у меня.
– Вам нравятся? – удивилась хозяйка. – Им сто лет в обед, правда, качество изумительное, сейчас такие не делают. Муж накидушки из заграницы привез, в очень далеком году, но до сих пор они нас радуют. Правда, милый?
Груда вещей в кресле пошевелилась, оттуда донесся то ли стон, то ли всхлип.
– Все в порядке, ангел мой, – продолжала старушка, – эта симпатичная девушка пришла к Ковалевым, у нее сильно разболелся зуб. Ну разве я могу не помочь человеку, у которого беда? Согласись, бывших врачей не бывает. Сейчас девочка примет кетанов, запишет новые координаты Ковалевых и уйдет.
– Вы работали дантистом? – догадалась я.
– Да, много лет, – подтвердила старуха.
– А кто в кресле? – забыв про все правила приличия, спросила я.
– Мой муж, – безо всякого удивления ответила Лилия Крутикова, – он перенес инсульт, практически потерял речь и способность самостоятельно передвигаться. Вот, держите!
Я машинально взяла протянутую таблетку, чашку с водой, проглотила пилюлю и ткнула пальцем в кресло:
– Антон Георгиевич купил накидушки в Бельгии. Из скольких частей состоял комплект?
Лилия взяла у меня пустую посуду.
– Он привез два чемоданчика из прозрачной клеенки, в каждом лежало по три шерстяных покрывала. Меня очень удивила наклейка на крышке упаковки, там было написано по-английски: «Платишь за одно, получаешь три». Я все никак не могла понять, что за странность такая: ведь два пледика нам подарили!
Но тут чашка упала на пол, а Лилия резко повернулась ко мне.
– Откуда вы знаете, что муж ездил именно в Бельгию? И я вам не представлялась по имени, не сообщала и того, что мужа зовут Антон Георгиевич! Вы кто?
– Таня Сергеева, – бормотнула я.
– Журналист? – нахмурилась Лилия. – Убирайтесь! Из-за вас я меняю третью квартиру. Представляете, каково это с больным мужем? Оставьте нас в покое. Вон! Ничему меня жизнь не учит! Опять пожалела незнакомого человека и нарвалась!
Я вынула из сумочки настоящее рабочее удостоверение и протянула его взбешенной хозяйке квартиры.
– Простите за обман. Я не имею ни малейшего отношения к прессе.
– «Бригада по расследованию особо тяжких преступлений при центре исследований криминальных групп населения», – прочитала вслух Лилия.
– Немного коряво называется, но суть моей работы от этого не меняется, – попыталась я наладить контакт с пожилой дамой.
Но та обозлилась еще больше.
– Здрасьте вам! Какое же нарушение закона сейчас мог совершить несчастный Антон Георгиевич? Он самостоятельно до туалета дойти не способен! Так и будете нас преследовать? Мой муж свое отмучился, мне его таким из психушки выдали, отдала нормального, а спустя годы получила больного. Чем его там травили? А?
Лилия подняла с пола не разбившуюся чашку и устало, уже безо всякой агрессии закончила:
– Уходите, пожалуйста.
– Простите, я не знаю вашего отчества, – тихо сказала я.
– Петровна, – почти мирно ответила она.
– Лилия Петровна, Антон Георгиевич привез два комплекта пледов?
– Что вы прицепились к этим пледам? – пожала плечами хозяйка. – Да!
– Точно помните, что их было не больше?
Лилия Петровна села в кресло.
– Денег у него при себе было немного, все, что он купил тогда, эти покрывала. Один набор для нас, другой вручил приятелям.
– Дорогой сувенир по советским временам, – подхватила я.
Лилия кивнула.
– Верно, но Антоша… не стоит рассказывать, давно это было, быльем поросло.
– Каждая упаковка содержала по три предмета, – упорно гнула я свою линию, – у вас в квартире они в наличии. А вот на даче у Веры Кирилловны только два пледа. Вопрос: куда она подевала третий? Это совсем не праздное любопытство, если учесть, что на днях в столице обнаружили труп, прикрытый именно таким пледом. Вы разрешите эксперту взять кусочек ткани для сравнения? Специалист не испортит покрывало, отстрижет кончик у одной из косичек, этого вполне хватит, чтобы выяснить: ваши накидки и обнаруженная на месте преступления из одной партии или нет? И если нет, то под подозрение попадает кто-то из семьи или друзей Веры Кирилловны. Понимаете? Уж извините за напоминание, но получается, что некто повторил преступление, давно совершенное вашим мужем.
Лилия Петровна заметалась по комнате, пару раз подбежала к безучастно сидевшему Антону Георгиевичу, потом открыла стенной шкаф. Я ойкнула: то, что принимала за дверки гардероба, оказалось входом в крошечную спальню. Со словами: «Милый, знаю, ты хочешь посмотреть сериал», жена вкатила кресло с больным в тесное помещение, включила DVD-проигрыватель, сделала погромче звук, захлопнула дверь и сказала:
– Невропатолог и психиатр уверяют, что Антон не воспринимает действительность, якобы он превратился в младенца с двумя функциями: пищеварительной и выделительной. Но мне порой кажется, что муж отлично все сечет, просто не способен реагировать нужным образом. Неужели у меня появилась надежда?
– На что? – задала я вопрос.
– На торжество правды, – патетически объявила Лилия, – сейчас, наверное, можно ее огласить. Антон категорически мне это запрещал, но ведь Тимофей умер! Больше оберегать его не надо. Знаете, я в свое время не вняла просьбам Антоши, попыталась рассказать следователю Привалову, который вел его дело, правду, но он меня слушать не стал, стукнул кулаком по столу и заорал: «Знаю вас, родственничков! Наплетете три грузовика вранья, чтобы убийцу отмазать. Твой муж маньяк! По-хорошему, его расстрелять надо, а не в психушке держать. Дурную траву с поля вон, и тебя вместе с ним, за пособничество».
Ну и как такому ироду истину растолковать? Не успела я в тот день домой прийти, как Вера примчалась, кинулась мне в ноги: «Лиля, не губи! Агата погибла, я не могу еще и Тимоши лишиться. Антона все равно должности лишат, ему светит большой срок. Если ты поднимешь бучу, его отправят не в психушку, а на зону. Версия о его невменяемости строится на убийствах, а обычный развратник не умалишенный. Умоляю, молчи. Прикусишь язык, получишь Антона через пару лет. Начнешь крыльями хлопать, он проведет годы в колонии, и неизвестно, останется ли жив. О Тимоше я уж и не говорю. Пожалей не мальчика, а своего мужа, развратников преступный мир ненавидит».