Однако с Кобеко надо и поспорить, особенно когда поддерживает он ходатайства землевладельцев о снижении пошлин на ввозимые из-за границы сельскохозяйственные машины. «Нет,—считал Морозов,—самим нам пора научиться строить такие машины, на собственных русских заводах. Заводы такие надо создавать».
Весьма скептически встретили позицию молодого своего «воеводы» седые бородачи, заполнившие просторный зал в главном доме ярмарки. С явным неодобрением покачали головами, когда начал Мороз'ов возражать только что сошедшему перед ним с резной дубовой кафедры профессору Менделееву.
Дмитрия Ивановича провожали долгие рукоплескания. И стало тут Савве Тимофеевичу как-то неловко, боязно. В самом деле, после патриарха науки, славного своими трудами во всем мире, станут ли слушать какого-то рядового химика, окончившего университет в скромном звании «действительного студента»?
Однако надо заставить слушать! И Савва Тимофеевич, задумав «обходный маневр», благоговейно развернул перед собой один из недавних номеров консервативной петербургской газеты «Новое время»:
— Прошу вашего внимания, милостивые государи. Вот что пишет всеми нами глубоко почитаемый Дмитрий Иванович:
«Всероссийская выставка назначена быть смотром результатов прошлых 14-ти лет и дать указание на то, чего достигнет Россия, когда встанет в надлежащее соответствие с задачами предстоящего промышленного развития. Верю, что наши дети увидят Всероссийскую выставку, которая будет иметь значение всемирное. Русский человек реально встанет не в уровень, а впереди своего века».
Какие мудрые, какие пророческие это слова, господа. И потому достойно прискорбия, что в устной своей речи досточтимый профессор придерживался иных, умеренных взглядов, ссылаясь при этом на предначертания покойного государя. Смею думать, господа, что мнение ученого не нуждается в подтверждении от лица монаршей власти. Ибо наука как высшее проявление разума свободна.
При последних словах оратора Менделеев, сидевший в президиуме, недоуменно кашлянул. По рядам прошелестели хоть и негромкие, но явно неодобрительные возгласы. А Морозов продолжал:
— Итак, с благодарностью пользуясь плодами мудрого государственного решения, действующего вот уже пять лет, мы вместе с тем обязаны подумать и о дальнейших шагах, которые способствовали бы укреплению российской промышленности. Как вам известно, господа, некоторые наши фирмы, и в числе их Никольская мануфактура, каковую я имею честь представлять, не только выдерживают конкуренцию с иностранными фирмами на внутреннем рынке, но и завоевывают рынок внешний. Могу сослаться на примеры Персии, Китая, где нашими тканями вытесняются английские товары,— Савва Тимофеевич сделал многозначительную паузу, потом сказал: — А теперь позволительно спросить: что же мешает российским фирмам по машиностроению, добыче угля, производству металла — я имею в виду не только местоположение этих фирм в пределах империи, но и преобладание в них нашего национального капитала,— что же мешает таким фирмам конкурировать с фирмами, кои полностью подчинены капиталу иностранному? — И, снова сделав паузу, ответил на собственный вопрос: — Да только нехватка у нас этого самого капитала... И вот думаю: нам нужны кредиты! Долгосрочные! И в первую очередь на ярмарку будущего года, чтобы показать: русские люди строят свое государство на железных балках, в новый, двадцатый век Россия, в отличие от Китая и Персии, подчиненных иностранному капиталу, вступит как держава промышленная, вооруженная техникой... Потому и прошу вас, милостивые государи, ходатайствовать перед министром финансов о новых кредитах, обязательно долгосрочных.
Первые ряды реагировали на эти слова редкими, несмелыми хлопками. Потом, однако, рукоплескания, постепенно нарастая, охватили весь зал. В президиуме как-то сама собой составилась группа, начавшая редактировать телеграмму в Петербург, в адрес Витте. Текст, продиктованный Морозовым, не вызывал существенных поправок.
Не прошло и двух дней, как из Петербурга пришел положительный ответ: ходатайство съезда о долгосрочных кредитах удовлетворено.
— Ну, поздравляю, Савва Тимофеич,— говорил Александр Валентинович Амфитеатров, заглянув на следующий день с визитом в морозовские апартаменты гостиницы «Россия» с букетом для Зинаиды Григорьевны.