– Учитель танцев… – хмыкнул Никита.
– Нормально. Пусть несет в массы свет званий.
Я посмотрел на часы.
– Ладно. Не будем им мешать. Пошли в зал…
Концерт получился. Трибуны и арена были полны молодежи. Немцы играли жесткий рок, но что еще делать, если на немецком языке лирику петь проблематично? Во всяком случае, на мой взгляд. Песни были, разумеется не такие как у нас, но тоже неплохие и мы слушали, наслаждаясь хорошим звуком. Ради этого ощущения надо ходить на концерты. Из– за живого звука и эмоций, что плескались в зале. Москвичи в это время не избалованы такими концертами. И каждый из тут сидящих понимает, что это– максимум драйва, что можно ему позволено получить.
Во второй половине концерта, после перерыва они сделали нам сюрприз. Вышедший из– за барабанов Клаус подошел к микрофону.
– Минуту внимания! Мы рады выступать в Москве и играть перед вами. Мы видим, что вам нравится то, что мы делаем и это означает, что хорошая музыка не имеет национальности. Для нас не важно кто её играет, а важно, как она исполняется. В зале присутствуют вши друзья– советская рок– группа «КПВТ» … Ребята, где вы?
Он закрутил головой, отыскивая нас в море людей.
– Вот нас и настигла слава, – пробормотал Никита.
– Лишь бы эта слава не стала с нас штаны снимать, – отозвался я. – А потом вожжами или крапивой…
Чем такое может обернуться со стороны комсомола я не представлял…
Но делать было нечего – не прятаться же? Мы поднялись.
Прожектор выхватил нас лучом выставив на всеобщее обозрение.
– Ребята, давайте, поднимайтесь к нам!
Думаю, что нас по названию мало кто знал, но дорогу уступали охотно.
Клаус помог нам подняться на сцену и подмигнул.
– Давайте как в вечере…
– Карл – Маркс– Штадт?
– Да.
И мы дали…
Песня была уже известной, а тут сами немцы со своим правильным произношением. Зал хлопал и свистел.
Музыканты вели себя свободно. Нам самим нравилось то, что мы делали… Когда песня закончилась, и я снял с плеча ремень гитары, Клаус привстал и крикнул:
– Давайте еще! Спойте! Покажите, что умеете…
Он явно ждал «Я свободен», но я не рискнул. Но и просто так уходить со сцены Лужников не хотелось. Когда еще мы там сможем сюда попасть? Помедлив, я кивнул. Выход имелся.
– Добрый вечер, друзья. Я благодарен нашим немецким друзьям о тех словах, что они сказали в наш адрес. Нам до них еще расти и расти, но мы надеемся, что еще вырастим… Мы хотим подарить вам новую песню. В ней не будет барабанов. Тут будет только гитара…
Переводчица у меня за спиной объяснила, что я хочу сделать.
Я отложил электрогитару и взглядом попросив разрешения, взял со стойки акустику. Хорошая «Кремона». Дитер встал поодаль.
Свет был только на сцене, а зал заливала темнота. Внезапно мне захотелось, чтоб там загорелись огоньки зажигалок или экраны сотовых, так, как это происходит в потерянным нами Будущем, но я одернул себя. Об этом не стоит и мечтать… По крайней мере сейчас.
Один микрофон около губ, другой угодливо согнул шею поближе к гитаре. И тот, и другой слушают меня… И тысячи людей там, в зале, тоже ждут меня. Ждут нашей песни. Песни, которая в этом мире еще не звучала…
Я встал в круг света и подумал о том, что вся моя прежняя жизнь исчезла, она растворилась во времени, став воспоминанием о том, чего, возможно, уже не случится никогда. Ведь весь мир, в котором я жил исчез, отставив мне эту песню.
Легкое касание струн, первый аккорд.
Я пел, вспоминая прошлую жизнь, любимую жену, которую еще обязательно повстречаю, и мы родим замечательных детей… Все еще будет, а пока её нет рядом – погрустим… Это ведь песня не только о любви и детях. Это еще и о пропавшей в ином мире стране и о иных, самых близким мне людях, с которыми я еще Бог даст повстречаюсь в этом новом мире.
Зал, только вот что ревущий и кричавший, стих. Люди не просто слушали песню. Они её чувствовали… Они были волшебниками– Поэт, сочинивший такие слова и композитор Алексей Рыбников, сочинивший музыку к ней. Ну и само– собой сам я становился немножко волшебником, коснувшимся души сидевших перед нами людей…
Когда песня стихла, зал еще оставалась под впечатлением слов и музыки несколько секунд молчал, словно ожидая что я продолжу, но я молча снял гитару и объявил:
– Это наша новая песня на стихи Андрея Андреевича Вознесенского.
Кто – то из Питеров или Дитеров подошел и пожал мне руку… Прониклись… Поняли… Получается немецкая грусть похожа на русскую?