Несмотря на усталость, в общую комнату возвращаться не хотелось — соседи по комнате из других отрядов с ней почти не общались, и пребывание там ей доставляло только неприятные ощущения. Иногда, прихватив с собой тонкое одеяло, она напрашивалась поспать в командирской квартирке Ника, устроившись на продавленном диване. Соседки только хихикали ей в след, будто бы невзначай шипя в спину: «Снова пошла к Нику, мелкая шлюшка».
— Эй, подруга, я ещё не сдох?! — хриплый голос напарника оторвал её от вялых мыслей.
Ник, заметив свое положение на коленях, поспешил сесть, посчитав это проявлением слабости. Он огляделся по сторонам, подтягивая к себе лежащий поодаль автомат, и подбирая использованную ампулу антидота.
— Я тебе сдохну! — Хизер заулыбалась и заключила недоумевающего Ника в объятия. — Давай я помогу подняться в комнату? — она встала и протянула руку.
— Можешь… — Ник будто решал, говорить ей или нет. — Можешь пойти рядом, если вдруг я начну терять сознание или типа того, — он старался не смотреть на напарницу, тем более, произнося такие слова. Ему всегда казалось, что проявить слабость, все равно, что выкопать себе могилу.
Несмотря на сопротивление, она подхватила его под руку и помогла проковылять до пятого этажа. Тащиться по лестницам было тяжело, и он часто останавливался, сдерживая подступающую тошноту и пережидая головокружение.
— Как думаешь, они скажут Джейсону? — Хизер тоже остановилась на лестнице, вглядываясь в его бледное лицо.
— Не уверен. Этому Надзирателю до меня не было дела, насладился зрелищем и ладно. Вечером и узнаю, если Джейсон к себе вызовет, — Ник тяжело дышал, усталость наваливалась всё сильнее.
Он завалился на кровать в одежде, и металлическая сетка под ним жалобно заскрипела. Хизер потрепала упавшего лицом вниз командира за плечо и поняла, что он уснул сразу, как только очутился на кровати.
С восходом солнца жизнь Палладиума замирала. В коридорах и комнатах было тихо, лишь эхом раздавались шаги неспящих трейсеров, шумела льющаяся из бочек ледяная вода в душевых, и слышались редкие, тихие разговоры. Не только Палладиум, но и весь Риверкост приостанавливал свою деятельность — жители скрывались от жары в потрепанных временем, дождями и ветром домах, набираясь сил, пока не наступит новый вечер.
Глава 3
Хизер вернулась в комнату Ника с пайком и полной флягой воды уже под вечер. К её удивлению, он не спал — сидел на кровати прислонившись к стене, и старательно перевязывал старые бинты на обожжённых по локоть руках. Повязку на левый глаз не надел. В принципе, мог и не надевать, травмированный глаз всё ещё видел размытые пятна и единственное, что доставляло неудобства — он нещадно болел от яркого света.
— Я вижу, тебе полегче! — Хизер обрадовалась, что напарник выглядел лучше, чем несколько часов назад. — Я принесла тебе кое-что, — она протянула ему еду и флягу.
— Ага, спасибо, — он сделал несколько больших глотков, но есть не стал.
— Скажи… Вот зачем ты полез к тому Надзирателю? Чтобы помучаться? Чем он в тебя выстрелил?
— Судя по всему, третьей категорией, грёбаный садист. Мог бы просто оглушить… — он слабо усмехнулся и стал рассматривать результаты своей перевязки.
— Смешно ему! Это не смешно — ты же мог умереть от шока или остаться овощем! — возмущению Хизер не было предела, она повысила голос и встала напротив него. — Отвечай, зачем ты так поступаешь? Хочешь умереть? Ну, хоть не умирай тогда у меня на руках! Ты сам напрашиваешься постоянно! — она продолжала кричать и яростно жестикулировать. — Ради чего, скажи мне? Ради абстрактной мести непонятно за что?!
Ник смотрел на покрасневшее от переизбытка эмоций лицо Хизер.
— Ради тебя.
— Что? — Хизер прервала свою тираду и застыла, будто не понимая слов, которые только что услышала.
— Ради тебя. Ради отряда. Ради того, чтобы вы могли выжить, если будете ранены… Я спрашивал, почему они перестали привозить медикаменты и антидоты, — неприятное чувство мгновенно зародилось где-то в солнечном сплетении. — Иди. Сегодня приезжают новобранцы, встретимся у входа в Палладиум, — он замолчал и отвернулся к проёму окна.
— Ты по-другому не умеешь проявлять о нас заботу, я могу это понять, но ты и сам прекрасно знаешь, чем это может для тебя закончиться, знаешь ведь?
— Знаю, иди вниз, — Ник качнул головой, не оборачиваясь на напарницу.
Он лениво наблюдал, как по летнему небу плывут облака. «Дождь будет. Сегодня или завтра ночью», — Ник старался отвлечься от неприятного послевкусия разговора с Хизер, которое всё ещё горьковатым осадком стояло в горле. «Хуев садист со своей химией. Ненавижу эти чертовы капсулы, лучше бы подстрелил обычной пулей, было бы не так хреново», — думал Ник, разглядывая свое жилище на предмет оружия, которое можно прихватить с собой и показать торговцу Хэнку.
Боль, наносимая переоборудованным под капсулы с отравляющей химией автоматами, пистолетами и винтовками не всегда была одинаковой. Вообще, Надзиратели, трейсеры и все те, кто носил оружие, знали о четырёх категориях вещества для боевого применения. Первая категория, бледно-жёлтого цвета, только оглушала противника на несколько часов. Зачастую от этих капсул человек терял сознание или не мог двигаться. Вторая категория, насыщенного жёлтого цвета, применялась Надзирателями чаще всего — она вызывала болевой синдром, дезориентировала, но не причиняла серьезного вреда здоровью. Такими химикатами Надзиратели пользовались тогда, когда им нужно было увезти людей, при этом не сильно навредив им, будто просто оглушить было недостаточно. Третья категория, которую он, собственно, и получил в бедро сегодня утром, вызывала невыносимую боль, судороги и даже внутренние кровотечения. Пережить капсулу оранжевого оттенка мог далеко не каждый — мучительная смерть от кровотечений или болевого шока была не редкостью. Последняя, чётвертая категория — капсула с ядовито-красным веществом, условно называлась «Красным Милосердием» — ни одного антидота против неё не существовало. «Милосердием» вещество назвали потому, что оно убивал свою жертву через несколько минут, не причиняя боли.
Ник тяжело поднялся с кровати — голова ещё кружилась. Он подошёл поближе к пыльному, треснувшему зеркалу, стоявшему у двери, изучая последствия пережитых ощущений.
— Ну, ты и красавчик, не то слово! — он оттянул вниз бледную кожу под глазом большим пальцем, рассматривая синяк. После химии под глазами всегда проступали тёмные пятна, а кожа казалась синюшной. Эффект скоро пройдёт, но выглядит всё равно — так себе.
Ник выпрямился, всё ещё устало смотря в своё отражение. На самом деле, ему до сих пор было плохо после такой ночи. Высокий, худощавый, но с развитыми мышцами — он выглядел выносливым, и намного моложе своих тридцати, но… По всему телу расползалась паутина шрамов — старых и свежих, полученных в боях, рейдах и стычках, а руки от кистей до самого локтя были обожжены химикатами. На одном из рейдов ему пришлось по локоть залезть в отравленный водоём, чтобы достать оборудование, за потерю которого могли казнить. Ценой прибора стала кожа на руках, которая теперь выглядела очень плохо и стала настолько чувствительной, что Нику приходилось постоянно забинтовывать руки.
Полученный ещё в юности ожог верхней части тела был почти без рубцов, и большим пятном растекался на половину груди, левое плечо, шею и часть лица, от чего его и без того повреждённый, белёсый глаз выглядел ещё хуже. Ситуацию спасали чёткие и довольно тонкие черты лица, высокие скулы и хитрая ухмылка.
Ник снял со стены арбалет, рассовал по разгрузочному поясу несколько метательных ножей и два химических револьвера, предварительно пополнив капсулами барабаны.
— Чёрт, баллоны-то пустые! — он щёлкнул пальцами по небольшому воздушному баллончику, прикрученному к стволу выше рукояти. — Придется спускаться в подвал.