Скорее всего, в обычной жизни они никогда бы не стали общаться. По большому счету, они и сейчас друзьями не были, однако Старков и старшие смены, особенно Варшавский, сразу объяснили Алексею, что свое личное мнение по поводу каждого сотрудника отдела он может, мягко говоря, оставить при себе, и обязан забыть все то, что его не устраивает, как только надел форму, или просто переступил порог отдела. Именно с этими людьми придется ходить в усиления в сводные резервы, где самым близким товарищем, который в случае чего прикроет тебе спину, будет именно твой сослуживец. Не принявшие эту аксиому не имели шансов влиться в коллектив. Разумеется, у кого–то что–то получалось лучше, а что–то хуже, так Алексей прекрасно понимал крайне ограниченные возможности в рукопашном бою Ивана, но кому до этого было дело, силовых задач перед информационным подразделением в здравом уме никто и никогда не поставит. Единственным относительным отрицательным моментом были ежеквартальные сдачи нормативов по физической подготовке, за которые Иван регулярно получал оценки «неудовлетворительно», но его этот вопрос и не сильно волновал. Формально это должно было беспокоить руководство, в советское время за это даже могли уволить. Но не сейчас в условиях острого дефицита более–менее толковых сотрудников. А за компьютером Иван был не просто толковый, мало кто вообще мог составить конкуренцию ему, его знания и умения шли далеко за пределы необходимых минимальных требований для работы. Если, конечно, дело не касалось «Контры», которую Иван почему–то не любил. И Иван никогда не отказывал Алексею в разъяснениях компьютерных вопросов, всегда откладывая в сторону свои книжки, если возникал какой–то рабочий вопрос. Причем старался это сделать на доступном тому языке. Естественно Алексей понимал, что в текущем своем положении он являлся слабейшим звеном в отделе. Но вовсе не лишним. Это тоже ему дали понять. Он старался, на него вполне можно было положиться, что было замечено и оценено. Наверное, это и называлось братством, поэтому Старков никогда в открытую не осуждал пьянки-гулянки по пятницам, хотя и не одобрял их.
Рабочий день закончился, в сквере на Страстном бульваре традиционно собиралась молодежь, так что прибыли они сюда не первыми. Артем Званцев, друг Ивана, пригласил их жестом в свою компанию, сгруппировавшуюся вокруг лавочки, на которой стоял еще запечатанный полиэтиленовой пленкой ящик пива, поставленным сослуживцам и прочим приближенным лицам по случаю его увольнения. Эта новость сильно удивила Ивана, который тут же потерял всякий интерес к окружающим, проследовал прямиком к нему на лавку и о чем–то еле слышно завел беседу. Алексей тоже некоторое время послушал их разговор, но достаточно быстро потерял к нему интерес, и решил сначала обойти собравшийся народ и поздороваться со знакомыми, представляющих различные другие подразделения.
Казалось, эти посиделки в состоянии заменить ему родной двор. Тем не менее, ему здесь чего–то не хватало. Его энергия требовала выхода, общения с людьми, какой–то не монотонной деятельности, а ее не было. Вероятно, сказывалось то, что когда он так же пил пиво в своем дворе, всегда ощущалась какая–то напряженность, выражавшаяся в постоянной необходимости избегать встреч с милицией и решать проблемы с другими группами молодежи, а тут… Патрули милиции прекрасно знали, кто именно собирается здесь по пятницам по окончании рабочего дня, и делали вид, что ничего не замечают, конкурирующим группам в центре Москвы просто неоткуда было взяться, к тому же понятно было сразу, кого бы сделали крайними в случае столкновения. В результате на этих «корпоративных» встречах он ощущал некоторую обособленность. Собравшиеся здесь были не однородной массой, даже тут формировались какие–то свои мелкие группы, а он не принадлежал ни к какой конкретно. Вот и сейчас Иван обсуждал со своим приятелем Артемом обстоятельства увольнения в окружении других программистов, и Иван без проблем вливался в эту своеобразную группку людей. Разумеется, он тоже мог запросто присоединится к их обществу, никто бы не был против, собственно он так и делал поначалу, когда Иван повел его, так сказать, знакомить с коллективом, но вот поддерживать их беседу, часто уходящую в какие–то глубокие компьютерные дебри, он был не в состоянии. А ощущать себя инородным телом не хотелось.
Зато он как–то сразу нашел общий язык с оперативниками. Возможно, сказался его своеобразный жизненный опыт, в какой-то степени близкий их профилю работы, или же они просто откровенно, но очень грамотно втирались в доверие к представителям интересующих их служб, а информационная вполне естественно была одной из важнейших для них, но факт оставался фактом, с ними он был на одной волне и не ощущал никакого дискомфорта. Однако представители криминальной милиции, к которой МУР и относился, на этих пятничных встречах бывали не часто. Вот и сегодня Павел Игнатов сказал, что он подойдет, но во сколько конкретно, оставалось только догадываться. Поэтому он все же решил пока присоединиться к обществу программистов. Заметив кислое выражение на лице Ивана и окружающих, что бы как–то расшевелить собравшихся, он поднял бутылку с пивом, и громогласно объявил: