Матерь Божья! Что я сделал со своей дочерью? Я принес ее в жертву, чтобы снова обрести вкус к еде!
И тут я почуял еще один запашок. Похороненный под остальными, он змеей выполз из моего желчного пузыря прямо в горло. Это был мой страх. Мое предательство. Моя трусость.
Я сидел, задыхаясь, а гости вокруг пировали. Я воззвал к Господу, и он мне ответил: «На Бога надейся, а сам не плошай». Услышав это, я сразу понял, что мне делать, и повернулся к Миранде… Но ее не было за столом.
— Она вышла из зала, — сказал герцог Орсино.
Миранда стояла во дворе на самом краю скалы, с которой сбрасывали тела покойников. В лунном свете она была так похожа на мою мать, что сперва я принял ее за призрак.
— Миранда! — позвал я.
Она не откликнулась.
— Это еще не конец.
Она посмотрела вниз, в пропасть.
— Нет. Хотя конец скоро.
— Пока есть жизнь, есть надежда.
— Все мои защитники побеждены.
— Я твой защитник!
— Ты? — усмехнулась она.
— Нам и прежде приходилось попадать в переделки.
— Но не такие.
— Миранда! Я обещал твоей матери, что всегда буду заботиться о тебе.
— Прошу тебя, не надо!
— У меня есть план. Как только вас с Федерико обвенчают, пожалуйся на боль в желудке. — Я подошел к ней поближе и понизил голос. — Ты должна сказать герцогу, что у меня есть настойка, которая тебе помогает. — Я придвинулся еще ближе. — Потом ты пойдешь ко мне в комнату и выпьешь то, что я тебе дам.
— И что будет?
— Ты же знаешь, я экспериментировал с зельями…
— Что будет? — сердито спросила она.
— Ты станешь словно мертвая.
У меня не было такого снадобья, но я не смел сказать ей об этом.
— И чем это поможет?
— Вот чем!
И, схватив ее за руку, я оттащил Миранду от края пропасти.
— Ты обманул меня! — прошипела она. Потом плюнула мне в лицо и попыталась расцарапать его. — Почему ты не дал мне умереть?
— Потому что я твой отец и ты будешь меня слушаться! Я отвел ее обратно в зал. Разве вы поступили бы иначе?
Разве я мог дать ей умереть? Я же обещал Элизабетте, что буду заботиться о ней!
Скоро мне нужно будет попробовать завтрак Федерико, а потом готовиться к мессе. Сегодня Миранда выйдет замуж, а я вновь смогу наслаждаться едой. Я должен сделать это хотя бы раз, иначе все было напрасно.
День последний, утро
Томмазо крепко спал. Приставив кинжал к его пенису и зажав ему ладонью рот, я подождал, пока он проснется, и прошептал:
— Лежи тихо, не то, клянусь, ты сейчас умрешь!
А потом спросил:
— Ты еще любишь Миранду?
Глаза у него забегали из стороны в сторону, словно он надеялся разбудить кого-нибудь из слуг, спавших с ним в комнате.
— Ты женишься на пей и будешь заботиться о ней до конца жизни? Отвечай!
Один из парней поднял голову, что-то промычал и снова уснул.
— Отвечай! Томмазо кивнул.
— Тогда вставай. У нас мало времени.
Когда мы вышли из комнаты, я сказал:
— Ты должен испечь три пирожных. Одно в виде Миранды, другое — в виде герцога и третье — в виде меня. Пусть фигурки будут узнаваемы, но не слишком старайся, чтобы все поверили, что это я их сделал. Фигурку Миранды ты приготовишь из сахара и марципана, а в фигурку герцога подсыплешь вот это. — Я протянул ему мешочек. — Поставь их на башенку торта. Только так вы с Мирандой сможете освободиться.
— Но все узнают, что это я…
— Именно поэтому слепи фигурки небрежно. И все поверят, когда я скажу, что сам их приготовил.
На кухне Томмазо скатал из теста три кучки, добавил туда сахара и марципана. Я высыпал содержимое мешочка на две из них.
— Из этой слепи Федерико, а из этой — меня.
Томмазо аж дернулся.
— Но…
— Джованни в любом случае убьет меня за то, что случилось с его матерью и сестрой. Он за этим и приехал.
Томмазо смотрел на меня, не веря своим глазам.
— А Миранда знает?
— Конечно, — соврал я.
Он застыл как вкопанный, и мне пришлось дернуть его за руку.
— Скорее!
— В твою я положу поменьше.
— Нет, Томмазо. В мою ты положишь больше.
Он снова застыл.
— Делай, как я говорю! У меня есть на то причины.
Он размешал травы вместе с тестом и начал лепить фигурки. Я и глазом не успел моргнуть, как передо мной очутились маленькие Миранда, Федерико и я сам.
Томмазо положил пирожные на сковородку. В коридоре послышались голоса.
— Иди, — сказал он. — Я испеку.
— Ты будешь заботиться о Миранде?
— Всю жизнь. Даю слово.
Мы обменялись рукопожатием и поцеловали друг друга в щеки.
Весь день я молился, хотя и понимал, что мои молитвы вряд ли изменят ситуацию. И не потому, что я сомневаюсь в существовании Бога. Когда я смотрю в окно на весеннюю долину или на лицо спящей Миранды, когда я закрываю глаза и представляю перед собой Елену, я знаю, что Бог есть. Я верю, что он наблюдает за мной. Не следит, а просто присматривает. Он посылает мне знаки. Например, я думал, что преодолел массу препятствий, чтобы устроить счастье Миранды, а оказалось, самое большое препятствие — я сам. И я благодарен Господу, что он помог мне это понять.
Сейчас я пойду на свадебный пир. На мне белая шелковая рубашка, камзол из голубого бархата, отороченный золотистой парчой с пуфами у кистей, и бархатная шляпа с брошкой, усыпанной драгоценными камнями. На шее висит медальон из чистого золота — подарок Чекки. На трех пальцах — серебряные кольца. Глядя на себя в зеркало, я вижу придворного, который чувствовал бы себя во дворцах Флоренции и Венеции как дома. Человека, когда-то боявшегося Смерти, но переставшего ее страшиться, потому что встреча со Смертью лицом к лицу придаст смысл его жизни.
Ночь
Постараюсь закончить свою рукопись, поскольку жить мне осталось недолго. Сегодня вечером я сидел за столом между Мирандой и принцессой Маргаритой из Римини. Я смеялся и шутил со всеми, и даже ел серебряной вилкой. Септивий прочел мой сонет. Он не смог закончить стихотворение Федерико, и я предложил ему свое. Я сидел и представлял, что Елена слушает его.
Зазвучали фанфары… Я устал от них, они такие пронзительные и громкие. Хорошо, что я больше никогда их не услышу. В зал вошли слуги с подносами. Боже мой! Неужто и впрямь прошло пять лет с тех пор, как я шагал в их рядах? На каждом подносе сидел лебедь с золоченой короной, блестящими глазами, расправленными в полете крыльями и огненными искрами, вылетающими из клюва. И самый большой поднос Луиджи поставил передо мной! Передо мной, дегустатором Уго! Он поднял длинную вилку.
— Где твой дегустатор? — спросил меня Федерико.
Я сказал, что он мне не нужен.
— Не нужен? — Герцог повернулся к гостям: — Я позволил ему обзавестись собственным дегустатором. Почему ты не хочешь?
Я встал. Септивий и Джованни уже произнесли свои речи, епископ и вельможи из Урбино и Сполетто — тоже. А я что, хуже? Все притихли.
— Ваша светлость! — начал я. — Сегодня Христос, Пресвятая Богородица и Бог Отец благословили Корсоли и всех жителей его. В таком священном месте добрые духи не позволят никому вынашивать злые помыслы против вас, Миранды и ваших гостей.
Я сел.
— Аминь, — подытожил епископ.
Гости эхом повторили:
— Аминь!
Федерико нагнулся через Миранду (он держал ее за руку, как будто боялся, что она убежит) и прошептал мне: