— Уолт! — вскрикнула Кейт. Джинни и Магдалена громко всхлипнули.
— …Почему бы не использовать премию — если еще удастся ее заработать, — чтобы просить руки Элизабет Мерримот? Объединить ферму Джека и его удачливость с хозяйством Мерримотов — что может быть лучше? Бесс первая на весь округ красавица, ее отец — богатейший после лорда Хау собственник. Женился бы на Бесс, жил себе на славу и растил детишек — для страны, для церкви и к вящей славе Божией! А уж для нас, стариков, какая бы сердцу утеха на склоне лет!..
Ланк Кроутан вернулся в столовую с большим блюдом яичного пудинга. Выслушав последние слова Кейджа, он содрогнулся, воздел очи горе и заявил во всеуслышание:
— Господи милосердный, спаси нас и помилуй, и оборони от лукавого, и от гордыни сатанинской избави… — Не договорив, Ланк зацепился за расстеленную по полу шкуру медведжинна — огромного хвостатого зверя, по повадкам и внешнему виду слегка схожего с земным топтыгиным, — и рухнул навзничь. Пудинг густой горячей волной накрыл Уолта и потек с плешивеющей головы по бороде и по фуфайке.
Взвыв от боли и ярости, Кейдж подскочил на месте, готовый разорвать паршивца на мелкие куски.
Но в этот момент с улицы донесся пронзительный вопль, а мгновением позже в столовую вихрем врывался малыш Тони.
— Джек вернулся! — радостно возвестил он. — Он уже совсем рядом, он свернул с дороги! И мы сказочно, сказочно богаты!..
Джек Кейдж услыхал пение сирены.
Волшебный голос доносился издалека и звучал в то же время как бы совсем рядом. Его обладательница незримо, словно некая тень, осеняла собою чарующие звуки, порождая, в случайном прохожем неодолимое желание отыскать ее саму во плоти.
Джек сошел с большака и нырнул в заросли. Верный Самсон, схожий в полумраке чащи с большой желтой кляксой, бежал чуть впереди. Переливы далеких лирных струн среди вековечных стволов стали чуть глуше. После нескольких крутых извивов малоприметной тропки Джек остановился.
Он стоял на краю небольшой поляны, залитой нестерпимо ярким солнечным светом. В самом центре поляны чернел огромный гранитный валун — вдвое выше самого высокого из людей. У верхушки каменной глыбы было высечено каменное сиденье.
На этом необычном троне восседала сирена. И выводила свои неземные рулады, одновременно расчесывая длинные золотистые косы гребнем, вырезанным из озерной раковины.
Сидя у подножия валуна на корточках, молодой сатир перебирал струны лиры.
Взгляд сирены был устремлен вдоль лесной прогалины — туда, где стена деревьев, расступаясь, открывала обширную панораму гор к северу от городка Сбейптаху. Виднелась отсюда и родная ферма Джека, на таком удалении точно игрушечная.
Единороги, пасущиеся на просторных зеленых лугах, окружающих его отчий дом, казались отсюда в лучах жаркого солнца глянцевыми белыми комочками с булавочными искрами рогов.
Тоска по родным пенатам накатила невольно и на время отвлекла Джека от мыслей о жеребяках. Главная усадебная постройка — хозяйский дом — вспыхивала красным, когда лучи солнца падали на кристаллы, врезанные в бревна медного дерева. Двухэтажный с плоской крышей дом сооружен был столь основательно, что запросто мог выдержать длительную осаду. Посреди внутреннего дворика бил родник, по углам крыши были установлены четыре мощные бомбарды.
Рядом с домом — амбар, за ним прямоугольные лоскутки полей и садов. А дальше к северу, на самом краю отцовских владений, вздымались из земли рога кадмусов — дюжиной сверкающих клинков цвета слоновой кости.
Тракт, ведущий мимо родной фермы, убегал в густо заросшие холмы, где и начинались предместья Сбейптаху. Самого города отсюда было не разглядеть.
Сирена поднялась, чтобы стоя пропеть заключительный куплет величальной песни — привета родным краям, куда вместе со спутником возвращалась после трехлетней отлучки для отправления обрядов в далеких горах, — и это вернуло Кейджа к реальности.
Изящный силуэт на пронзительно-голубом фоне в разрыве леса заставил Джека затаить дыхание. Сирена — великолепный образчик своей расы, результат многих тысячелетий отбора — была не просто прекрасна. Кроме гребня, согласно обычазо ям вайиров, на ней ничего более не было. И сейчас она пропускала медно-золотистую роскошь гривы сквозь зубцы озерной раковины. Упругая левая грудь колыхалась в такт изящным движениям, точно мордочка некоего симпатичного зверька, питающегося чистым воздухом абстрактного обитателя евклидовых пространств. Джек не в силах был оторвать глаз от подобного зрелища.
Нежный ветерок, шевельнув пушистый локон, приоткрыл по-человечьи изящное ушко. Но вот сирена повернулась спиной и открыла взору нечто совсем иное, людям неприсущее, густая грива, начинаясь с головы и пробегая вдоль хребта, ниспадала с крестца настоящим конским хвостом.
Но ни точеные ее плечики, ни остальная часть спины растительностью затронуты не были. Джек не мог сейчас увидеть сирену спереди, но знал, что ее лоно поросло волосами. Волосяной покров у жеребяков здесь был достаточно густ и длинен, чтобы не шокировать даже самых стыдливых из землян казалось, будто на аборигенах плотные набедренные повязки.
Самцы, покрытые густыми длинными космами от пупка до середины бедер, в точности как мифические сатиры с планеты Земля, им и были обязаны своим прозванием. У сирен же, напротив — бедра шелковисто-гладкие. Манящий пушок на лобке, плавно сужаясь, доходил почти до пупка, обрамленного пушисто-золотистым колечком волос — точно волшебный глаз на вершине таинственной золотой пирамидки.
Именно таков и символ женственности у вайиров — кольцо омикрона, пронзенное копьем дельты.
Застыв в восхищении, Джек ждал последнего аккорда волшебной лиры и последних отзвуков магического контральто.